Мой Однолюб. В его сердце другая
Шрифт:
Одной рукой придерживаю её спину, другой — все-таки забираюсь под юбку. Лютый извращуга, потому что королева моих манипуляций даже не замечает — так сильно расстроена.
— Ваня… — шепчет.
— Что у вас случилось, пока я с Лосевым общался? Поссорились? — хмуро интересуюсь
— Угу.
— Че не поделили-то? — озадачиваюсь. — Вы ж вроде как не чужие.
— Угу.
Тяну
Стройка — это пиздец.
Нет…
Стройка — это лютый пиздец!..
Отец доверил нам с Миром реконструкцию самых первых своих АЗС. Прораб в первую же неделю забухал, позвав в собутыльники полбригады. Подрядная организация, которая должна была выполнить демонтаж, затянули со сроками. А поставщик стройматериалов изменил стоимость выставленных счетов на целых двадцать процентов. В плюс себе, конечно. Просто прикрывшись повышением цен от производителя.
Вот такая у меня коляска. Каждый день.
Как назло, начались дожди и на одной из заправок наполовину разобранная крыша начала протекать.
Этот тут же донесли до отца и проблем у меня добавилось. Спасает только одно — если бы на его месте был реальный заказчик, было бы гораздо хуже и сложнее.
Короче, есть стойкое ощущение, что я, как в детстве, играю в автомат «Ударь крота», где то и дело из-под земли выскакивают зверьки, а я должен бить их на скорость. Только вот выскакивать они начинают все чаще, а силы уже на исходе. Того и гляди загрызут.
Я устал. Физически и морально.
И если с физикой тела благодаря регулярному спорту я привык справляться, то второе… А вернее последствия моей сумасшедшей моральной усталости, выражающейся в раздражительности, невнимательности и периодическом желании все крушить — немного напрягают.
— Че она сказала тебе? — пытаюсь спокойно выяснить.
— Ничего.
— Если бы ничего, ты бы не рыдала…
— У меня ПМС начался, — ворчит. — Отстань.
Тая приподнимается.
Я пальцами стираю одинокие слезинки на её порозовевших щеках. Пытаюсь не показать вида, что пиздец как расстроен.
— Двадцать первый век, — закатываю глаза. — Люди в космос как на работу летают, чтобы фильмы снимать. А с ПМС все еще справиться не можем…
Королева посмеивается, но тут же становится серьезной.
— Умник! Это ведь природа. Как ты с ней справишься?
— Я-то как раз с природой справляюсь. Куда мне деваться? — вздыхаю умиротворенно, посматривая в темное окно.
В
— Тебя кроме секса хоть что-то интересует, Соболев? — буркает Тая.
— Конечно.
— И что же?
— Его отсутствие.
— Господи, с кем я разговариваю?
Она быстро скидывает мою руку со своего бедра и, сверкнув белоснежными бедрами, перебирается на сидение. Юбку поправляет и вздыхает так, будто хочет забрать в себя весь воздух из салона «Ровера».
— Поедем? — выгибает изящные брови.
Киваю, включая поворотник.
Выехав из двора, сворачиваю в сторону ближайшего торгового центра. Тая не сразу видит, что наш маршрут меняется.
— Мы разве не домой? — спрашивает недовольно.
Зевает сонно. Красивая такая. Расслабленная. Вроде успокоилась.
В отблеске ночной подсветки выглядит особенно хорошо. Нежной. Юной. Хрупкой. Хотя уже знаю — под этой ангельской внешностью характер бойца ММА. Не меньше.
Красно-белые огни «Ростикса» приветливо моргают.
— Шейк «Манго-Маракуйя», — диктую оператору и подмигиваю Королеве.
Она деловито складывает руки на груди.
— Я не буду.
— Тогда я сам выпью, — равнодушно пожимаю плечами.
Светлые глаза опасно вспыхивают. То, что надо…
— Проезжайте на оплату, — слышится из динамика.
Прикрываю окно, когда получаю свой заказ.
— Это нечестно, — дует губы Тая, когда я передаю картонный стакан с её любимым вкусом молочного коктейля. — Ты знаешь, что я от такого отказаться не могу. И пользуешься этим.
— Даже отрицать не буду, — смеюсь. — Успокаивать девочек я умею!..
— Соболев… — рычит она.
Размещает руку на моем колене и пытается с силой его сдавить. Но выходит слабовато. А вот для того, чтобы член принял стойку «смирно» — в самый раз.
Месячные, вспоминаю.
— Я Машку с Сонькой имею в виду, малышка, — накрываю узкую ладошку рукой.
Быстро добираемся до паркинга, где оставляем машину. В квартире вкусно пахнет домом. Самым настоящим. Это тоже благодаря Тае.
Пока раздеваюсь и отвечаю на сообщение отцу, она принимает душ и выбирается оттуда в белоснежной пижаме, застегнутой наглухо.
В еще холодной постели жмется к моей груди и почти сразу чувствую — снова плачет.