Мой однолюб

Коваль Лина

С ним всегда как-то сразу легче становится.

– Ладно, Тая, сильно уж меня не жалей, ладно?

– Я попробую, – смеюсь.

– И вообще, – хватает Ваня меня за руку. – Предлагаю отметить моё исцеление мороженым…

Глава 14. Тая

– А тебе точно можно мороженое? – Спрашиваю недоверчиво.

– Вы с моей мамой из одной секты? – Усмехается Ваня, коротко кивая мимо проходящей девчонке в ярком купальнике и сетчатом парео.

Закатываю глаза.

Да блин!..

Он со всем отелем

перезнакомился? Эта общительность подбешивает и вынуждает злиться. Ваню Соболева мне хочется с видом собственницы спрятать в темном чулане и условно «отложить на Новый год», но знаю, что не получится.

Уже по университету в курсе – у Вани много друзей и компаний. Везде его любят. Девушек-подруг рядом с ним я видела немало, но, чтобы он с кем-то из них встречался – ни разу не слышала.

Это странно, потому как его бьющая фонтаном мужская энергия и традиционность взглядов такие явные, что невольно хочется взять и разгадать этот сложный ребус.

Что же с тобой не так, Ванечка?..

Он в ответ на мои мысли сжимает руку и прищуривается.

– Правильная вся, Тая. Ты в курсе, что даже во время болезни можно есть мороженое? Это полезно.

– Ага, – скептически ухмыляюсь. – Что ж врачи не выписывают, раз так полезно.

– Смеется еще, – кидает на меня недовольный взгляд. – Мороженое, когда горло болит, обезболивает.

– Ладно-ладно, Вань…

Подходя к бару возле пляжа, счастливо хихикаю.

Солнце шпарит так, что футболка прилипает к спине, а щеки неимоверно печет. Сандалии вот-вот, кажется, приклеятся к выложенной витиеватым рисунком плитке. Подставляю лицо соленому морскому бризу, чувствуя на шее горячее дыхание. Эта легкая прохлада в сочетании с неимоверным жаром прожигает дыру в моей груди.

Невыносимо становится. Будто хочется чего-то неизведанного.

– Какое ты хочешь? – спрашиваю, касаясь пальцами холодной витрины.

Ваня обнимает сзади, тоже рассматривает ванночки с мороженым.

– Хочу… розовое, – он отвечает с улыбкой, и оставляет на моей пылающей щеке невесомый поцелуй.

– В смысле? Клубничное?

– Пусть будет клубничное…

– А я буду ванильное, – вежливо киваю бармену.

Забрав оба рожка, Ваня снова тянет меня к морю. Вжимаюсь в его ладонь сразу двумя руками и перебираю ногами по раскаленному от прямых солнечных лучей песку и камням.

Вокруг пока немного людей, основная масса ещё не позавтракали, многие спят.

В голове полнейший туман и раскоординация. Ещё час назад, поднявшись с подушки, я о Соболеве и думать забыла, а сейчас послушно иду за ним.

– Ты решил дойти пешком до Анталии? – ворчу, чувствуя усталость.

Ваня отпускает смешок и поглаживает большим пальцем мою ладонь.

– Почти дошли. Не вредничай…

– Мороженое всё растает, – морщу носик.

– Я тебе новое принесу. Какое захочешь.

Тяжело вздохнув, перемещаю одну ладонь на голову, которая оказывается такой же горячей, как песок. И это раннее утро. А что будет днем?..

– Давай здесь остановимся, – кивает Соболев на двухместную лаундж-зону

в самом конце пляже: деревянный настил с перилами и крышей, по периметру занавешенный тонкими льняными шторами.

Наблюдая, как Ваня выкидывает на подушки, хаотично разбросанные по настилу, «Мальборо» с зажигалкой, дико смущаюсь.

– Что стоишь? – спрашивает Ваня, вручая мне мороженое и подцепляя майку со спины. – Раздевайся.

– Я без купальника, – пожимаю плечами. – Думала перед пляжем в номер заскочить. Может, сбегаю?

Посматриваю на территорию отеля и тыльной стороной ладони вытираю пот со лба. Мороженое в руке манит ничуть не меньше, чем упругий соболевский пресс.

– Давай так. Потом сходим.

Замираю с мороженым в руках, пока он аккуратно поправляет занавески и укладывается на подушки, широко разводя ноги.

– Иди ко мне, Тая. Я тебя не съем…

– Я этого не боюсь.

Вообще-то, я боюсь, что я тебя съем, Соболев.

Делаю шаг вперед.

Скинув сандалии, аккуратно, чтобы не вымазаться, забираюсь внутрь. Укладываюсь спиной на жаркое тело и с облегчением вытягиваю ноги.

Черт.

У него снова стоит. И снова на меня. Но я не заостряю на этом внимание. Просто сжимаю ягодицы и осторожно ёрзаю бедрами.

– Пф-ф… Давай полегче, – над ухом раздается шепот.

Боже. Я не знаю, от чего сгорю скорее – от стыда или от нового чувства внутри, которое, как я догадываюсь, и именуется возбуждением. Что-то похожее я испытывала в своём номере и у колонны той ночью, а ещё в каюте, когда Ваня меня целовал. Испуганную и размякшую.

Передав ему рожок, выдыхаю и смотрю на лазурного цвета море, виднеющееся между гуляющих от ветра шторок. Слизываю капельки мороженого с рук. Мама бы подобную антисанитарию, как врач, не оценила, но я её внутренний голос, раздающийся в голове, блокирую на корню. Только её здесь не хватало. Третьей.

– Чем занималась эти дни? – спрашивает Ваня, кусая рожок.

– Ничем, – пожимаю плечами. – Пошопилась немного…

– Это купила? – кивает.

– Ага.

Мужская рука ведет по краю мягкой футболки и по-хозяйски укладывается мне на живот.

– Красиво. Мне нравится.

– Спасибо, – смущаюсь. – Ещё со Златой гуляли, – добавляю.

– Со Златой… Лицо у нее знакомое.

– Откуда? – оборачиваюсь и мажу взглядом по широкому подбородку.

– Вспомню – скажу.

На его лице ноль эмоций. Активно жует своё мороженое и смотрит на море.

– Хорошо, – успокаиваюсь и снова облизываю рожок.

Довольно быстро разделываемся со сладким завтраком. А потом просто нежимся в тени. Привыкаем друг к другу, что ли. Не знаю, как назвать это молчание, которое он нарушает первым.

– Как ты думаешь? – приближается Ваня к моему лицу так, что я вижу яркие искорки в его глазах и то, как трудно раздуваются крылья носа. – Ангина на четвертый день заразна?

– Не знаю, – я кусаю губы в предвкушении. – Но… у меня крепкое горло.

– Пздц, – он смотрит по сторонам и снова на меня. – Зря ты это сказала…