Мой опасный возлюбленный
Шрифт:
Когда мужчина опустился на корточки, за его спиной показались голова и верхняя часть торса Томаса, и вид его был так же прекрасен, как вид появившегося после долгой ночи солнца. Томас схватил блондина за шею и резко дернул в сторону. Инес готова была разрыдаться от облегчения. На глазах у нее выступили слезы, а она даже не могла поднять руку, чтобы стереть их, и все вокруг расплылось. Инес наблюдала за борьбой двух мужчин, отчаянно моргая, чтобы лучше видеть, но слезы вновь и вновь выступали у нее на глазах.
Когда неожиданно наступила тишина, Инес охватила паника, она напрягла слух, пытаясь
— Инес? — с тревогой окликнул он ее, когда почувствовал, как девушка обмякла у него на руках.
— Думаю, он сломал мне спину, — со вздохом произнесла Инес. — Я не могу пошевелиться.
— Все в порядке, — прошептал Томас, устраивая ее поудобнее, так чтобы ее голова лежала у него на груди. Он поцеловал ее в щеку. — Все заживет.
— Ты совершил обращение, — прошептала Инес, уткнувшись ему в грудь.
— Да. — В его голосе звучала неуверенность. — Ты ведь дала свое согласие. Разве ты не хотела?..
— Все прекрасно, — быстро произнесла она. — Я просто не поняла...
— Томас! Что случилось?
Инес узнала голос Бастьена, но даже не попыталась поднять голову, чтобы оглянуться.
— Я оставил тебе подарок в кухне, — заявил Томас, двигаясь навстречу кузену по коридору.
— Подарок? — в замешательстве переспросил Бастьен.
— Да, — ответил Томас. С Инес на руках он прошел мимо брата и добавил: — Предлагаю тебе прямиком направиться туда и найти способ обуздать его, прежде чем он успеет залечить свои раны. Надеюсь, ты успеешь задать ему несколько вопросов о Маргарет.
Бастьен не стал терять времени, Инес услышала его удаляющиеся шаги, а Томас понес ее наверх.
— Томас! — донесся до них с верхней площадки озабоченный голос Терри. — Что происходит? Мне показалось, что я услышала крик, и Бастьен отправился проверить и... Почему Инес встала с постели? Разве ей уже можно вставать? — обеспокоен но спросила она. — Бастьен не выпускал меня из постели целую неделю после моего обращения.
От Инес не ускользнуло, что Томас, услышав эти слова, почему-то хихикнул. Как только грохотание в его груди затихло, он спросил:
— В кулере осталась еще кровь, Терри?
— Думаю, есть пара пакетов,— ответила Терри. — Принести еще снизу?
— Да, пожалуйста, — попросил Томас, укладывая Инес на постель.
Терри торопливо вышла из комнаты, а Томас подошел к контейнеру и достал оставшиеся пакеты. Когда он снова подошел к кровати, от одного только вида крови у Инес началось это странное шевеление во рту. Она открыла рот, чтобы задать один из миллиона вопросов, которые вдруг начали вертеться у нее голове, чтобы расспросить, каково это быть бессмертной, но вместо этого вонзила в пакет с кровью свои новые клыки.
Когда Инес проснулась, в спальне никого не было. Некоторое время она неподвижно лежала в постели, боясь пошевелиться, опасаясь, что все еще парализована, но затем стиснула зубы и попыталась поднять руку, выдохнув с облегчением, когда ей это удалось. Томас заверил ее, что, когда они проснутся на рассвете, она уже поправится, и все же Инес боялась, что что-нибудь пойдет не так и она окажется парализованной, и в
Крик, донесшийся откуда-то с первого этажа дома, заставил ее замереть, и она некоторое время напряженно вслушивалась, но когда вслед за возбужденными возгласами послышались успокаивающие голоса, Инес предположила, что, очевидно, все в порядке. На мгновение у нее возникло опасение, что блондину удалось освободиться и причинить кому-нибудь вред, но, судя по тону приглушенного разговора, обрывки которого едва доносились до нее, это было маловероятно.
Она села на постели, огляделась и наклонилась, чтобы поднять с пола халат. Инес набросила его, прежде чем откинуть простыни и покрывало, опасаясь, что кто-нибудь может войти и застать ее неодетой. В доме становилось слишком оживленно, слишком много народу приехало сюда. Завязав пояс халата, Инес выбралась из постели и направилась к своему чемодану, но остановилась, увидев свое отражение в зеркале на дверце гардероба.
Увиденный образ приковал ее взгляд, она прошла мимо чемодана и остановилась перед зеркалом. Немного поколебавшись, девушка развязала поясок и распахнула халат, чтобы взглянуть на свою фигуру, ей было любопытно, какие изменения принесло ей обращение.
К разочарованию Инес, она увидела, что ее тело практически не изменилось. Она не выросла ни на дюйм, а груди, на ее взгляд, по-прежнему оставались слишком полными. И все же ей показалось, что она стала чуть более сбитой, груди слегка приподнялись, а ее кожа... Инес наклонилась ближе к зеркалу и боязливо провела пальцами по щеке. Ее кожа была идеально чистой, совершенной, словно у ребенка, глаза теперь были изумительного золотисто-карего цвета, а волосы по-прежнему оставались дикой, непокорной гривой.
Пристально глядя на себя в зеркало, Инес с изумлением думала о том, что после всех этих лет, когда она изнуряла себя различными диетами и упражнениями, чтобы убрать округлости фигуры, она вдруг оказалась не так уж и далека от своей идеальной физической формы.
Звук открывающейся двери заставил ее отскочить от зеркала с виноватым видом. Она быстро запахнула халат и, обернувшись, увидела, что в комнату вошел Томас. Он слегка улыбнулся, но улыбка быстро исчезла, и на лице его появилось мрачное выражение.
— Ага, — проговорил Томас, увидев ее возле зеркала, — так ты уже встала.
— Да, — отозвалась Инес и озабоченно спросила: — Что за шум был там внизу? Надеюсь, что Блонди не выдал никаких плохих новостей, когда Бастьен его допрашивал? Ведь с Маргарет все в порядке?
— Блонди — как ты мягко его называешь — не сказал ни слова. А мог бы, если бы у нас было побольше времени, но Европейскому совету каким-то образом стало известно о том, что происходит, и они прислали своего представителя, чтобы забрать его. Они хотели сами с ним разобраться. Вся наша надежда была на то, что им удастся получить от него какие-либо сведения, но... — Томас помедлил и добавил мрачно: — ...мы получили известия пару часов назад, что на Блонди и его сопровождающего было совершено нападение, и Блонди лишился головы. Похоже, кто-то очень не хотел, чтобы он разговорился.