Мой отец — Лаврентий Берия
Шрифт:
Сколько написано в последние годы о паническом бегстве чекистов из Москвы осенью сорок первого года. Пишут, что Наркомат внутренних дел эвакуировался в числе первых. Как я уже говорил, эвакуация даже не планировалась. Я знаю одного-единственного человека, который выехал в те дни из Москвы без разрешения. Его тут же сняли с должности, разжаловали и отправили рядовым на фронт. Ни один начальник управления НКВД Москву не оставил, да и не мог бы этого сделать. Зачем же возводить напраслину и на этих людей? Напротив, органы НКВД сделали все, чтобы парализовать действия гитлеровских спецслужб в ближнем и дальнем
Так было не только в Москве, хотя без диверсий в нашем тылу конечно же не обходилось. В Ленинграде, например, были сожжены Бадаевские склады. Факт общеизвестный. Но опять же мало кто знает, что еще до блокады органы НКВД неоднократно предупреждали обком партии, что нельзя держать такие запасы продовольствия в одном месте. К сожалению, настойчивые требования чекистов Жданов оставил без ответа, а продовольствие так и не рассредоточили. Чем это обернулось для осажденного города позднее, известно.
Лишь чудо спасло Жданова тогда от суда. Сталин, разумеется, обо всем узнал и этот промах вполне мог Жданову не простить. Но перевесил гнев на Ворошилова. Последний, как известно, дров в Ленинграде наломал еще больше…
Должен сказать, что действия немцев в те месяцы не были тайной для советского руководства. О том, что немцы вместе с финскими частями планируют взять Ленинград в кольцо, было хорошо известно заранее. Знали и в Москве, и в Ленинграде, каким образом противник собирается это сделать. Своевременно были доложены и разведданные о действиях гитлеровцев под Москвой. Мы просто не сумели воспользоваться этой бесценной информацией. Той же печально известной ленинградской блокады вполне можно было избежать. И это тоже горькая правда минувшей войны…
Я сознательно ухожу от подробного рассказа о начальном периоде войны, хотя от самих руководителей обороны Москвы, Ленинграда знаю немало. Многое уже написано, еще больше, нисколько не сомневаюсь, узнаем уже в ближайшие годы из рассекречиваемых сегодня документов. Но вот некоторые кочующие из книги в книгу «байки» хотел бы опровергнуть. Скажем, при всей моей антипатии к Жданову не могу принять на веру разговоры о том, как в Смольном в дни блокады устраивали пиры. Не было этого. И говорю так не в оправдание Жданова или кого-то другого из руководителей осажденного Ленинграда. Беда в том, что зачастую мы исходим сегодня из нынешних понятий. А тогда все, поверьте, было строже. И дело не в Жданове. Попробовал бы он позволить себе нечто подобное…
Что скрывать, армейский паек — не блокадная пайка. Но — паек. Не больше. А все эти экзотические фрукты, благородные вина на белоснежных скатертях — выдумка чистой воды. И не следует, видимо, приписывать Жданову лишние грехи — своих у него было предостаточно… А вот в Действующей армии, в корпусных, армейских штабах, было, конечно, по-всякому, это не секрет. Там можно было вести себя вольготнее. Но опять же до поры до времени. Ничего ведь тайного не было…
Еще один миф — паническая боязнь Сталиным фронта. При всем том, что известно сегодня о Сталине, должен возразить: Верховный на фронт выезжал.
Вышло так, что в одном из выездов Верховного на фронт довелось участвовать и мне. Всего же в период обороны Москвы Сталин выезжал на фронт дважды. Меня поразила сама организация этих поездок. Никем и никогда они заранее не планировались.
Отец и Жуков, разумеется, прекрасно понимали, почему Сталин поступает именно так. У него было железное правило: никогда и никого не посвящать до поры до времени в свои планы. Скорей всего, поступал он так в целях безопасности, что, безусловно, абсолютно правильно.
Здесь не было саморекламы. Вне всяких сомнений, для защитников Москвы, да и для всей воюющей страны, выезд Верховного Главнокомандующего на фронт — событие. Пожелай Сталин, и пропаганда преподнесла бы его так, как надо. Но, как я понял, Сталин в этом абсолютно не нуждался и явно исходил из других соображений. Во всяком случае, пресса о таких поездках молчала.
Когда Верховный собрался в район Волоколамска, кроме его личной охраны, в сопровождении участвовали две роты полка НКВД. Одну, помню, пустили вперед, вторая шла в охранении.
Сам я со своей радиостанцией находился в одной из машин сопровождения и на КП, куда отправились Сталин, отец и Жуков, не был.
Верховный какое-то время провел на командном пункте, осмотрел передний край немцев, и мы возвратились в Москву. Лишь там я узнал, чем был вызван этот выезд на фронт. Оказывается, накануне ему доложили разведданные о том, что немцы готовят последний удар на Москву и сосредоточили на этом участке фронта большие танковые силы. Позднее выяснилось, что ни о каком наступлении противник уже не помышляет. В ходе минувших боев немцы выдохлись и резервов к тому времени для проведения крупной наступательной операции не имели. Убедившись в этом на месте, Сталин приказал возвращаться в столицу.
Уезжали, как и приехали, без лишней помпы. Сталин в той же шинели без знаков различия, в обычной шапке-ушанке сел в машину, и мы тронулись. Впоследствии участвовать в сопровождении Верховного в подобных случаях мне не доводилось, хотя в войсках о таких выездах — реальных и явно выдуманных — слышал не раз.
Ничего, кроме удивления, не вызывают у меня, скажем, утверждения некоторых историков о том, что Сталин «посетил в начале августа 1943 года Западный фронт, который не вел в то время активных действий». Причем, утверждают, для Верховного специально оборудовали командный пункт в сотне километров от действующего. Надо полагать, в целях безопасности.
Тогда, в сорок третьем, я находился в Ленинграде, но какую поездку имеют в виду историки, знаю. Сталин действительно выезжал вместе с моим отцом и военными на фронт, когда велась перегруппировка наших войск и готовилось крупномасштабное наступление. Остальное — домыслы. Ничего имитировать, как теперь пишут, тогда не пришлось, в том числе и командный пункт. Как и предыдущие, эта поездка не была пропагандистской. Случись иначе, сохранилась бы и кинохроника, и фотографии в газетных подшивках. Напротив, и этот выезд Верховного остался в тайне. Сталин уехал так же, как и прибыл — внезапно. Как всегда, не было и предварительной подготовки к поездке. Здесь Сталин был очень последователен.