Мой отец Соломон Михоэлс
Шрифт:
Однажды летом к нам на дачу забежала моя приятельница, которая жила по соседству и сказала, что к ним приехал погостить Шейнин. Я немедленно отправилась к ним, но Шейнина уже и след простыл. Муж моей приятельницы признался, что пока его жена бегала за мной, он простодушно рассказал своему гостю, что здесь, на соседней даче живет семья Михоэлса и ему, Шейнину, будет вероятно интересно познакомиться с нами. В ответ на это Шейнин вдруг заторопился, и, сказав что заехал только на минутку, сел в машину и, не задерживаясь, уехал.
Что ему было известно? Что ему удалось выяснить в Минске? Об этом
Да и не только Шейнину преподал Архипелаг ГУЛаг урок, который раз и навсегда отбил охоту возвращаться к» делу Михоэлса». Однажды летом шестьдесят шестого года я приехала на пару дней с дачи и обнаружила в дверях записку от сына Маркиша с просьбой позвонить.
— Тебя разыскивает одна женщина. Телефона у нее нет, вот ее адрес, поезжай прямо к ней.
По его тону я поняла, что не стоит задавать никаких вопросов, и мы с дочерью тотчас же поехали. Такси долго кружило по московским окраинам, где дома располагаются по таинственному, но установившемуся на всех новостройках принципу, когда за блоком номер двадцать два следует, скажем, блок номер сто пятьдесят семь Наконец, нужный дом был найден. Нам открыла молодая, болезненного вида женщина, назвавшаяся Сусанной.
— Я давно хотела с вами познакомиться. Извините только, что я лежу, у меня что-то с сердцем, — сказала она, ложась на диван и укрываясь пледом.
Мы уселись возле нее, и Сусанна начала свой рассказ
Ее забрали в сорок восьмом году, еще совсем молоденькой девушкой. Получила она десять лет лагерей строгого режима без права переписки. Сусанну направили на корчевку леса куда-то на Дальний Север. Примерно в марте сорок восьмого года к ним в лагерь попала одна девушка из Минска. Лиза С, так звали девушку оказалась соседкой Сусанны по нарам. Вместе выходили они на работу, вместе возвращались »домой» в зону. На обычные лагерные расспросы: сколько получила, по какой статье осуждена, Лиза лишь немногословно отвечала, что по статье 58–10 за анекдоты. Но однажды ночью, когда все спали, Лиза шепотом, на ухо поведала Сусанне свою историю.
Она была студенткой педагогического техникума в Минске. Однажды она возвращалась домой откуда-то с вечеринки. Было холодно и поздно. Проходя по переулку в котором находился театр, она обратила внимание на двух людей, выходивших из освещенных дверей театра В ту же минуту послышался звук мотора и грузовик с выключенными фарами устремился из-за угла на две заметавшиеся фигуры. Лиза оцепенела от ужаса. Глаза отказывались верить увиденному. Двое бросились на противоположную сторону улицы, грузовик рванул за ними. Они метнулись обратно к театру, но машина загнала их к стене дома. Они прижались к ней, и грузовик несколько раз их ударил. Они сползли на землю, свалились, в это время из грузовика выскочили какие-то люди, но Лиза больше ничего не видела. Она бросилась в ближайшее отделение милиции и сообщила дежурному милиционеру
— На каком основании вы, гражданка С. утверждаете, что Михоэлс и Голубов стали жертвами преднамеренного убийства?
Лиза не поняла. Имя Михоэлса ей было известно, но о его смерти она услышала впервые. Все ее заверения, что она ничего подобного не утверждала, утверждать не могла и понятия не имела, кого преследовал грузовик, конечно, не помогли. Она получила десять лет строгого режима за» клеветнические измышления» об убийстве Михоэлса.
Таков был рассказ Сусанны. Наши попытки в дальнейшем встретиться с Лизой С. ни к чему не привели. Она так же, как и Шейнин, избегала знакомства с нами.
И еще одна деталь: недавно в Израиль приехала дочь генерала Трофименко, того самого, с которым Михоэлс познакомился в Ташкенте и который был командующим Белорусским военным округом в 1948 году во время убийства отца. Она мне рассказала со слов своей мачехи, жены Трофименко, что в тот роковой вечер отец был действительно приглашен к генералу. Трофименко выслал за ним свою машину с шофером, но в гостинице страшно удивились и сообщили, что машина генералаТрофименко уже забрала Михоэлса и Голубова.
— Когда?
— Да с полчаса назад.
Так, спустя тридцать два года после убийства, нам открылось еще одно звено в сложной цепи злодейской инсценировки.
И в тысячный раз перебирая в уме те крохи сведений, которые удалось собрать за эти годы, я мучаюсь теми же вопросами и боюсь верить собственным догадкам.
Почему папа вечно окруженный толпой друзей, почитателей, знакомых вышел из театра один, в сопровождении одного лишь Голубова? Значит ли это, что они там никого не застали? Но ведь кто-то должен был быть там, кто знал Михоэлса в лицо и дал сигнал машине? Кто же он?
Как вообще он оказался в театре в такой поздний час? Может ли быть, что этот, назвавшийся Сергеем или Сергеевым, вызвал их из гостиницы, чтобы задержать у себя до поздней ночи, а затем, под каким-нибудь предлогом отправить в театр? И опять — кто из знавших папу, находился в театре? Почему же все-таки его не изолировали в тот вечер от Голубова? Был ли он случайной или предусмотренной жертвой в кровавом плане? Успел ли папа понять, что умирает?
Проходят годы, а туман не рассеивается. Путаясь в версиях и догадках, я пытаюсь пробиться сквозь их дебри к истине, которая с годами уходит все дальше и дальше, чтобы навеки остаться тайной…
Из Лондона
15 января 1948 года
ЕВРЕЙСКОМУ АНТИФАШИСТСКОМУ КОМИТЕТУ УЛИЦА КРОПОТКИНА, МОСКВА
Глубоко потрясены трагическим известием о смерти профессора Соломона Михоэлса. Просим принять самое искреннее соболезнование Всемирного Еврейского Конгресса. При посещении им Лондона в 1943 году его личность оставила у нас глубокое впечатление. Его безвременная смерть — непоправимая утрата не только для советского еврейства, но и для евреев всего мира.
Леди Ридинг, Сильверман, Барух, Истерман, Зельманович