Мой папа — киллер
Шрифт:
— Один из его дружков, кстати, сейчас рядом с ним сидит, — продолжал Славка. — Блэкмором зовут, тоже порядочная сволочь… Только не оглядывайся!
— Ха, Блэкмор, — прошептал Корольков. — «Правильней бы его Дроздом звать, — думал он, — потому как вихлястый он какой-то, так и кажется, что ноги у него коленками назад».
А еще Леха узнал, что Крендель втихаря приударяет за рыжеволосой Анжелкой Жмойдяк, только никому об этом не стоит говорить, потому что, во-первых, Мишка этого не любит, а во-вторых,
— На нее, рыжую, конечно, много кто смотрел, — здесь Трушкин на секунду принял мечтательный вид. — Но теперь все, йок.
— Как — йок?
Славка коротко, нервно рассмеялся.
— Теперь Крендель учится в нашем классе. Он этому быстро конец положит… Только смотри, Корольков, — внезапно забеспокоился Трушкин, — не сказани об этом вслух, не простит!
— Кто не простит?
— Мишка.
— Кому?
— Мне. И тебе тоже.
Корольков посидел-посидел, да и заявил вдруг:
— А плевать я хотел на Кренделя.
— Что? — округлил глаза Трушкин.
— Что слышал, — сказал Леха. — Я ему один раз фингал поставил и еще поставлю. Если полезет. — Леху снова понесло: — Подумаешь, крутой, видали мы таких… За рыжей ухлестывает. Еще неизвестно, может, эта рыжая за другим бегать станет.
— У нее годовалый бультерьер, она за ним бегает, — возразил Славка.
— Да я не о том, — сказал Леха. — Вот за тобой, например, она станет бегать. Или за мной.
— Обалдел ты совсем, Корольков… Ты серьезно?
— А что?
— Если так — тогда прощайся с жизнью, парень. — Славка с сожалением глянул на соседа своими черными блестящими глазами.
— Не хнычь, — уверенно сказал Леха, сжимая под партой кулаки. — Посмотрим еще, кто кого. Трухлявый он в середине, этот Крендель, его запросто сбросить можно… — Корольков неожиданно улыбнулся: — А хочешь, докажу?..
И тут же Леха одернул себя, подумал: что он такое говорит, зачем ему все это?
Кренделю вовсе не было так интересно, как Лехе и Трушкину, в первый день школьных занятий. С Блэкмором — не поговорить, тот лишь угодливо хихикает над всеми Мишкиными шуточками, даже тупыми. И рожи корчит, по его мнению, свирепые.
Вот придурок.
То ли дело, новичок и этот, Славка Трушкин, самый забитый дохляк в классе. Они веселились. Крендель сверлил раздраженным взглядом их затылки и думал: «Уже спелись, образовали компанию. Все трендят, трендят, и есть о чем… Или о ком?» Страшное подозрение шевельнулось в душе Кренделя, когда Моченый несколько раз посмотрел на Анжелку Жмойдяк. Мишка заерзал.
Скорее бы конец уроков… и маменькин сынок станет трупом.
Да и заморыша Трушкина, пожалуй, давно никто не трогал. Когда в последний раз колотиловку Славке устраивали? Не иначе, весной. Ба, все лето парень небитый ходил, да разве можно так?
Крендель наконец улыбнулся.
К середине пятого урока Мишка окончательно вышел из себя. Ему до ко ликов надоела эта «сладкая парочка». Моченому
— Бумага есть? — спросил он Дроздовского.
Блэкмор с готовностью протянул Мишке новую тетрадь по русской литературе, которую весь урок старательно украшал черепами и гитарами. Среди черепов виднелась надпись: «МЕТАЛЛ СУРОВ».
— И когда только успел? — Крендель вырвал из тетради двойной лист.
Мишка писал записку долго и старательно, он даже переделал ее разок — чтобы внушительней смотрелась.
Впереди за партой сидел пацан в вязаном свитере. Мишка толкнул его кулаком в спину и коротко приказал:
— А ну, передай новичку.
Леха развернул сложенный вчетверо листок бумаги:
«ЗА МНОЙ ДОЛЖОК МОЧОНЫЙ Я ТЕБЕ ОТДАМ СЕГОДНЯ».
Никаких знаков препинания.
Леха перечитал и задумчиво выделил запятыми слово «МОЧОНЫЙ», а потом исправил в этом слове О на Е.
— Ну-ка, — шепнул Трушкин и сунул нос в записку. — Что? От Кренделя? Ага, я же тебя предупреждал! — Славка нахмурил брови: — А почему «Моченый»?
— Как-нибудь потом расскажу, — нашелся Леха.
Тут Королькова толкнули в спину.
— Крендель зовет, — сказала девчонка с круглыми от страха глазами.
Леха кивнул пугливой девчонке и посмотрел через ее плечо на Кренделя. Тот откинул прядь со скулы и показал Лехе пальцем на синяк.
Леха улыбнулся.
«Нет, абориген, я ничего не забыл», — подумал Леха.
Он внезапно улыбнулся, в голове у него мелькнула интересная мысль.
Он перевернул лист и быстро накатал ответную записку: «ДАВАЙ ТАК, КРЕНДЕЛЬ. ТЫ ЗАБЫВАЕШЬ О МАТРАСЕ С ПЯТНОМ. Я ЗАБЫВАЮ, КТО ПОСТАВИЛ ТЕБЕ ФИНГАЛ».
Леха перечитал и дважды подчеркнул слово «КТО»… А потом с каменным лицом порвал записку.
Чтобы он пытался договориться о чем-то с этой мразью? Нет, лучше драка. Не то он не сможет себя уважать.
— Ты чего? — спросил Трушкин.
У Славки также были круглые глаза. «Что-то у всех, кто на меня смотрит, круглые глаза», — подумал Леха.
— Ничего, — отрезал он.
«Крендель говорит, что должен мне, — угрюмо думал Леха. — Что ж, пусть отдает…»
Глава V
ДИПЛОМАТИЯ КАК ОРУЖИЕ
Пять уроков в первый же день после трех месяцев абсолютного дуракаваляния — это откровенно попахивало садизмом. Составлявшие расписание, видимо, хотели сразу вкатить ученичкам по полной дозе успокоительного, чтобы те как можно быстрее перестали трепыхаться. Когда звонок возвестил конец пятого урока, весь 8-й «Б» хором вздохнул с облегчением. Только за партой Трушкина и Королькова не наблюдалось энтузиазма. Леха все-таки призадумался — хоть минуту назад еще бодрился, уверяя себя, что готов чихать и на записку, и на того, кто ее писал. Славка Трушкин переживал из чувства солидарности.