Мой первый роман про...
Шрифт:
— Ты хоть понимаешь, как это звучит? — сквозь зубы проговорил я, выйдя из кухни. Подальше от ненужных ушей и раздражающих улыбочек.
— Так я не предлагаю его приглашать к себе в спальню и практиковать фильмы Тинто Брасса. — если она находила свои сравнения смешными, то меня они откровенно злили.
— А что предлагаешь? Венгерский кинематограф на минималках?
— Ну… — хихикнула. — Это уже на твое усмотрение… Мальчик ты у меня взрослый…
— Мама!
— Сынулик, не злись, у тебя морщинка на лбу появляется. А я пытаюсь разрядить обстановку. Это всего на одну ночь. Выдели ему комнату
— Тогда предлагаю обмен, ты мне дочь, а я тебе топового Орзанова. Становись музой и практикуй с ним все, что твоей душе угодно — только умоляю, не рассказывай мне потом о деталях.
— Вот зачем на ночь глядя расстраиваешь свою мамулечку? Я ради тебя стараюсь… С Анечкой, между прочим, по душам поговорила, узнала, откуда у неё страхи в голове возникли, обсудила все, рассказала, и могу уверенно заявить — реабилитировала твою личную жизнь… а ты в ответ, что?
— Ла-а-а-а-адно. — примирительно отвечаю я, хоть голос говорит о другом. — Но только на Одну ночь. Одну, многоуважаемая Римма Константиновна. — выдохнув, переключаюсь на более интересную для меня тему, — И откуда у ребёнка страхи?
— Подобострастная твоя поделилась с моей внучкой своими недалекими фантазиями, а в них чужая тётя, появляясь в жизни папы принцессы, как злая колдунья забирает все внимание и любовь глупца-отца. Говорю которой раз, уволь наконец эту дамочку!
— Ясно… Она недавно приходила, кстати, и…
— Приставала? — до этого спокойная владелица Эры, резко переполошилась на том конце провода, — Сменила свой суровый образ на распутство?!
— Мама, нет, конечно. Картошку мне пожарила, пока я был в душе, а потом объявился твой писатель…
— Она наверняка что-то тебе подсыпала! Не ешь, слышишь?
— Всё съел твой любимый Орзанов, а Инга уехала. Думаю, она поняла, что…
— Георгий Константинович, — прилетает в спину голос позднего гостя, — Умоляю, не сочтите за проявление бестактности, но тут такое дело…
Глава 39
Слава
Раннее утро скользит по окну теплыми лучами зевающего солнца. Погода настроена на позитивную волну и призывает к уютной субботе, но я лишь поворачиваюсь спиной к свету и натягиваю одеяло на голову, забираясь обратно в свой одинокий постельный вигвам и снова воображаю себя дочерью вождя, подстреленной в самое сердце вражеской стрелой, а затем бежавшей в лес и теперь собственноручно залатывающей кровоточащие печалью раны.
Сын шамана соседнего племени вероломно меня соблазнил и… уехал в Сибирь.
Слава, соберись, наконец! Сколько можно, милочка! Пора и честь знать! Отчитываю себя в духе Риммы Константиновны и шумно выдыхаю, возмущаясь собственной неуемной фантазии, цветущей особенно ярко в периоды, когда пмс встречается с молчанием кавалера, к которому клей-моментом приклеились непослушные мысли. И ни одна мантра «я о нем не думаю» не помогает. Наоборот, еще больше разжигает никому ненужный изматывающий изнутри интерес.
Отвлекаться
Но сюжеты не всегда однозначны… идея утопии о совершенном мире соседствует с киборгами-проститутками, похищающими Мону Лизу из Лувра…а после романтической истории о получеловеке-полуфейри, потерявшем память и влюбившемся в смертную (горько рыдала, описывая признания героя), я, не моргнув — только вытерев мешавшие глазам слезы, — переключилась на эротический хоррор-мистический триллер про женщину, поселившуюся в старом доме своей дальней родственницы. Ее начинают посещать «руки» и умело ублажают дамочку ночами, и все бы ничего, но она зачем-то решает привести в дом своего старого друга…
Мяу — раздается где-то поблизости.
Всю неделю Мороженка ведет себя, как кот, который подвергся пересадке поведения. Первое время я даже щурилась на него с большой долей недоверия, когда он сам приходил ко мне на колени или, как сейчас, искал входа в мое теплое индейское одеяльное жилище, а потом, найдя, устраивался около моего лица или живота и начинал свою довольную мурчащую симфонию.
Вот и на этот раз он никак не отвергает мои поглаживания и не кидается взглядами — «мне не нужны твои объятия, женщина. Я самодостаточный кот. Брысь!»
Нет, только зевает и урчит дальше.
Но, надо признать, утреннее катапультирование его мохнатой туши мне на лицо никто не отменял, если вдруг я забыла вовремя пополнить миску котейшества лухари едой.
Мы лежим так несколько минут или где-то больше часа — время имеет странное свойство сжиматься, растягиваться и превращаться в бесконечное мучение в зависимости от нашего мироощущения, — а затем единой командой встаем и медленно плетемся каждый за своими ванно-туалетными процедурами, закончив которые, встречаемся на кухне.
Решаю побаловать себя овсянкой — ха-ха-ха, уровень моего сарказма поистине прекрасен. Кот на мои английские замашки откровенно морщится и просит ему что-то более мясное, желательно с добавлением рыбы, а так как я не придерживаюсь принципов «страдаю я, страдай и ты со мной, животное», то щедро перекладываю в его миску деликатес из четырех видов мяса.
Завариваю себе какао и сажусь за стол. Завтрак проходит в моих размышлениях о прочитанной книге и экспертных оценках Пломбира о степени моего интеллекта.
Закончив великосветскую трапезу, мы с Мороженкой единогласно решаем вернуться в кровать и провести в ней еще пару часов, но в прихожей в наш размеренный шаг втискивается дверной звонок. И, если на кота он никак не действует, то я отчего-то замираю и закрываю рот ладонью, боясь, как бы резко участившийся стук моего сердца не стал достоянием общественности — и да, в квартире я одна. Не считая ученого кота.
Тут же ругаю себя за глупые фантазии, моментально поразившие всю центральную нервную систему и, тряхнув головой, отодвигаю глупую блажь в сторону, подхожу к двери и смотрю в глазок. Отодвинутая блажь дуреет от увиденного и снова за секунду окружает, потому что за дверью я вижу очень серьезное лицо самого красивого на свете мужчины.