Мой первый сюртук

Зарин Андрей Ефимович

На дворе дождик?
– - почти громко спросила Нина, за что Варя -- я видел -- толкнула ее в бок.

Сознаюсь с позором: новая сюртучная тройка лишила меня обычной бойкости. Я только краснел и смущенно улыбался. Воротничок у рубашки оказался, действительно,

немного тесен, невероятно жесток, подпирал меня под самые скулы и при этом в том месте, где скреплялся запонкой, защипывал кожу на моей шее

каждый раз, как я пытался повернуть голову. Новый же сюртук совершенно стеснял меня в движениях.

Хозяйка протянула мне стакан чая, и здесь я сделал ряд неловкостей.

Я потянулся за своим стаканом мимо лиц Вари и Нины. Нина довольно громко сказала сестре, -- очевидно, намекая на блеск моего сюртука:

– - Можно даже поправить волосы!

Рука моя дрогнула, чай плеснул, Варя вскрикнула: "ах!" -- и этого было достаточно, чтобы я вылил на нее и всё остальное, содержавшееся в стакане.

– - Он ее обварил!
– - закричала Нина.

Я выхватил платок и хотел вытереть Варе платье, но в растерянной поспешности провел платком по её лицу.

– - Вы с ума сошли!
– - вскрикнула Варя и выскочила из-за стола, а я -- следом за нею.

Спустя несколько минут всё успокоилось. Я просил у Вари извинения, хозяйка улыбалась и говорила:

– - А в курточке вы бы этого не сделали!
– - и все кругом смеялись.

После чая мой ученик с идиотским видом потрогал мой сюртук и спросил:

– - Отчего он так блестит? Я думал, что вы его смочили!

Я

резко отвернулся от него.

Вечер был испорчен.

Я не дождался литературного чтения и, потихоньку выбравшись в переднюю, разыскал пальто с шапкой и пошел домой...

Когда в понедельник я пришел на обычный урок,

Варя была со мною суха и чопорна, а Нина, со свойственным ей легкомыслием сказала:

– - Вы совсем-совсем были чучелой и блестели, как натертый маслом!..

Спустя несколько дней я имел случай показать костюм своему товарищу, барону Кур-де-Вилль, и он, весело расхохотавшись, сказал мне:

– - Где ты купил такую гадость? Да ведь, из такого сукна и лакей не наденет сюртука!

И всё-таки я сносил его до совершенной негодности. По мере того, как он старел и изнашивался, компрометирующий блеск его постепенно тускнел и он как бы обновлялся.

Сюртуки же, которые я носил впоследствии, вели себя совершенно наоборот. С течением времени они покрывались лоском и начинали блестеть, словно время и жизнь наводили на них глянец.

Много лет прошло с того давнего времени моей самоуверенной юности. Суетное тщеславие уже давно покинуло меня, -- но каждый раз, как я вспоминаю свой первый сюртук, я переживаю снова тот вечер, сокрушивший мою гордость, со всею остротой его впечатлений.