Мой пленник
Шрифт:
Булка поднимает голову, заводя меня еще больше своим приоткрытым в удивлении ротиком, и непонимающе смотрит на меня.
– Иди к черту, русский, я не буду сосать тебе через решетку! – словно считывая мои мысли, фыркает девушка.
– А как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? – ухмыляюсь я, намекая, что не только минет доступен с такой преградой.
Я жду, что Булочка разозлится и подойдет ближе, с досадой наполняя желудок алкоголем все больше и отставляя опустевшую бутылку. Придется все-таки сделать
– Хочу, – замурлыкала Булочка, приближаясь ко мне и снова жадно шаря по мне взглядом, – чтобы ты прижал меня к стене, страстно целуя, нагло лапая грудь…
Протянув руку ко мне, чертовка провела пальчиками по моему торсу, медленно опускаясь ниже. Протискивая обе руки через прутья, я опустил одну ладонь ей на шею, притягивая ближе. Если она закричит, то проживет не больше минуты, но девушка даже не дергается, и я отчетливо вижу, что звать на помощь она не собирается, продолжая убивать мой рассудок:
– Потом хочу, чтобы ты меня развернул к стене, задирая мое платье, и, расстегнув свою ширинку, взял быстро, глубоко и грубо, так, чтобы у меня от собственных стонов и криков уши закладывало.
От взрыва кипящей крови в голове у меня самого уши заложило, жар волнами гуляет по телу, и я затыкаю ей рот, чтобы не пропустить продолжение.
Запах женщины – это то, чего не хватает всем мужчинам на военных базах, редкий раз к нам заносило представительницу слабого пола, и никогда – такую, как Булочка.
Кальвадос ничто по сравнению с пьянящим ароматом чертовки, ее шелковых волос, касающихся моей руки, и нежной кожей под моей ладонью. Прикосновения губ опьянили быстрее. Булочка отвечает неуверенно, но вскоре сдается и пускает мой язык, сдаваясь под жадным напором.
На мой раскаленный пах ложится ее ладонь, поглаживая каменную эрекцию через ткань, и из меня вырывается сдавленный стон.
– Дальше… как ты хочешь дальше? – требую я продолжения, задирая ее платье и поглаживая ножки в нейлоне и кружеве, поднимаясь все выше.
– Потом хочу, чтобы ты поставил меня на колени и смотрел, как я буду насаживаться на твой член ртом, а потом…
– Чертовка! – рычу я, сжимая ее задницу и снова впиваясь в губы, наплевав, что на моей роже останутся отпечатки прутьев решетки.
Булочка дрожит в моих руках, будто это у нее секса две недели не было, а меня так и вовсе накрывает несущейся по спине вулканической лавой и разрывающимися разрядами тока по позвоночнику.
Слышу звук молнии джинсов и опускаю ладони еще ниже, поглаживая через тонкую ткань ее влажные складочки.
Обхватив мой член ладошкой, чертовка стонет мне в рот, и я уже в предвкушении смотреть на нее передо мной на коленях.
Неожиданно в шее что-то простреливает, и я рефлекторно дернулся, вынужденно хватаясь за решетку. Я уставился на голубоглазую
Глава 6
В папке с фотографией Сладкого хранились записи отца, который был любителем вносить информацию старым способом, не прибегая к современным технологиям.
«Стратегическому мышлению этого командира можно только восхищенно завидовать. Не раз его обманчивая покорность судьбе вводила в заблуждение противника. Обладая огромной физической силой, способностью терпеть боль и унижения, имея за плечами страшный боевой опыт, он никогда не действовал наудачу.
О нем ходили легенды и до сих пор идут споры о его операциях. Недоброжелатели часто ставят ему в укор, что хороший солдат не попадает в плен, но именно его проникновение в штабы приносило последующие победы.
Одно понятно точно: дай ему хоть немного информации, и ты проиграл, позволь ему увидеть местность, где ты его удерживаешь, и вспоминай как звали…»
Вот так папа, сам того не подозревая, давал мне инструкции по содержанию пленника. И я действительно придерживалась этих советов до сегодняшнего дня. Сладкий сидит в комнате, из которой невозможно выбраться, без шанса что-то понять, кроме очевидного.
Папа не учел только одного, у пленника есть один огромный недостаток – он не умеет плавать, поэтому сбежать отсюда ему будет сверхсложной задачей, и я усложняю ее еще больше.
Переодевшись в неопреновый гидрокостюм, я вернулась в бухту, когда-то этот заезд использовали, чтобы загонять водный транспорт, а в последние годы только я эксплуатировала его для погружений.
Вернувшись к пленнику, я невольно любовалась им в лучах восходящего солнца. Его руки сцеплены с ногами сзади, но из-за того, что к этим оковам я прицепила цепь и натянула ее на балке, он вынужден был пребывать в нирване, стоя на коленях и уронив лихую голову на грудь. Но даже в таком виде от него за версту разило силой.
Чем-то он мне напоминает статую Геракла, но хоть детально я не видела, что у него в штанах, того, что я успела пощупать ночью, достаточно, чтобы понять, что мраморному Гераклу есть от чего впасть в отчаяние.
Сознание к нему возвращалось медленно, но как же прав был папа! Ни один мускул на лице не дернулся, а ведь он сразу понял, что уже не в своей клетке и его мышцы сейчас нестерпимо жжет, потому что в таком положении он висит уже несколько часов.
– Где мой ужин, Булка? – встретившись со мной взглядом, нахально растягивает губы в улыбке пленник.