Мой ревнивый одноклассник
Шрифт:
Наливаю воды и насильно заставляю выпить. Слабые попытки отвернуться, но я чуть ли не силком вливаю, а затем снова склоняю его над ванной.
– Зачем ты это сделал, идиот?! – плачу и сжимаю его, меня уже трясет. Только сейчас понимаю, что из-за меня он мог погибнуть. А я все это время даже не думал, что он тут валяется на полу и прощается с жизнью.
– Я люблю тебя… – слабо улыбается он бледными губами, и не открывая глаз, повисает на мне, словно отключившись.
Мне кажется, что скорую я ждал целую вечность. Больше мне не удалось заставить Ваньку попить. И в себя он не приходит.
Продолжаю обнимать Ваньку, заливая его слезами, слушаю его слабое дыхание и просто молюсь всем богам, чтобы он выжил. Обещаю мысленно, что если он выкарабкается, то я соглашусь на все. Я боюсь его потерять, не могу ему позволить уйти. Только не так!
Если это единственная плата за то, чтобы он жил и чтобы он снова улыбался, то я согласен на его условия. Лишь бы он был счастлив! А моя цена не такая уж и высокая, особенно учитывая то, что я получу взамен – его светлую улыбку и безграничную любовь.
Хочу все исправить
Мирон
Медики приехали и я облегченно вздохнул. Коротко ответил на их вопросы, собрал лекарства с пола и продиктовал им, что мой ревнивый друг успел принять.
– Куда вы его везете? Мне можно с вами?
Мне позволили ехать с ним. В больнице я провел почти всю ночь. Позвонил матери Ваньки и они с отцом приехали сразу же, как только смогли.
Я никак не мог успокоиться. У Ваньки из-за большого приема таблеток начались какие-то проблемы, то ли почка отказала, то ли внутреннее кровотечение. Я ничего не понял, потому что в голове застряла мысль, что если он умрет, я просто обязан тоже пойти за ним следом. Я не смогу жить с осознанием того, что он убил себя из-за меня.
Пока его оперируют, я пью кофе ведрами и вспоминаю, как усиленно пытался защитить его от боли, готовил к нашему разрыву, но видимо, плохо старался.
Он все это время боялся потерять меня, и просто дарил мне свою любовь. А появление Валентина ударило Ваньку в самое больное место.
Меня пустили к нему только спустя сутки. Измученный и не спавший все это время, я шел на дрожащих ногах.
Ванька выглядит жутко. Словно из него выкачали всю кровь.
– Как ты, карамелька? – я стараюсь говорить весело, чтобы скрыть свое состояние, но это сложно получается.
Он молчит и смотрит на меня. О чем он думает? Подхожу и беру его ладони в свои руки. Сажусь на кровать и начинаю целовать его руки.
– Ванечка, солнце мое. Ты так напугал меня. – проглатываю ком, подкативший к горлу, потому что говорить просто невозможно. – Зачем ты так?
Он снова не отвечает, только смотрит не моргая. Его черные глаза наполнены болью. Какой же я дурак, что не видел своего счастья раньше… Он всегда был рядом, а я отталкивал его. Довел его до отчаяния и сейчас он страдает из-за меня.
– Карамелька, прости меня. Я виноват перед тобой. Очень виноват. Я совершил
На лице моего друга нет никаких эмоций, он продолжает смотреть, и я не могу понять, что он думает сейчас. Все еще ненавидит меня? Что ж… Так будет лучше для всех. Я это заслужил.
Вспоминаю замерзающую боль в глазах Ваньки, когда он лежал в ванной и смотрел на меня полу осмысленным взглядом. Черт, никогда не чувствовал себя так. Я всю жизнь презирал отца, что он подло поступал со мной, а сам ничем не лучше. Отец использовал мое тело, наплевав на мою душу и что я буду чувствовать потом. А я чем лучше? Я сделал то же самое с моим близким человеком, только нанес ему еще больше ущерба.
Я всегда знал, что отец не любит меня и я нужен только для утоления похоти, а Ванька надеялся, что разбудит во мне отголоски любви.
Каждый раз, когда я отталкивал его, он снова тянулся. Я установил правила игры, и он принял их. Научился жить по моим правилам, потому что понял, что в наших отношениях по-другому никак.
Я просто скотина, что заставил его так унижаться передо мной. Всем своим поведением я давал ему понять, что если он хочет чувствовать себя родным и близким, то ему необходимо отдавать себя полностью, без остатка. И он это делал. Он полностью отдавал всего себя, сгорая от безответной любви.
Целую его руки и прижимаю холодные ладони к своим щекам. Боже, он такой бледный.
– Карамелька, скажи что-нибудь… Не молчи… – из моих глаз льются слезы. Да, здорово он перепугал меня. Никогда не думал, что испытаю нечто подобное. Детские травмы, которые я столько лет пытался изгнать из себя, вообще ничто, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить за эти сутки.
Боль растекается по венам от всевозрастающих в груди чувств досады, обиды на судьбу, и от злости на себя самого.
– Вань, я все понял. Правда. Я был идиотом… Ты простишь меня? Я больше никогда… Слышишь? НИКОГДА не оттолкну тебя. Буду рядом. Сделаю все, что скажешь. Только больше не пугай меня так!
Его губы начинают дрожать, и я впервые вижу хоть какие-то эмоции на его лице. Он еще так слаб, но врачи говорят, что опасность миновала. Он выкарабкается. Молодой организм переживет это.
Меня выпроваживают, потому что парень еще слаб, а я со слезами на глазах пытаюсь хоть немного еще задержаться, чтобы он чувствовал, что я рядом. Я так долго лишал его возможности поверить в чудо. Лишал возможности надеяться. Может быть сейчас, когда ему так плохо, моя поддержка и обещание помогут ему быстрее идти на поправку?
– Когда я смогу полноценно его навещать? – спрашиваю я медсестру, которая меня буквально выталкивает из палаты.
– Когда пациенту будет лучше, тогда и сможете навещать. – строго отвечает она. Бесчувственная тварь! Ему сейчас нужно, чтобы с ним рядом кто-то был!
Родители Ваньки уехали домой. Бедолаги буквально на глазах постарели, а я не смог уехать. Ночью медсестра сжалилась и позволила мне спать в палате вип, которая пустовала.
– В шесть только чтобы тебя там не было! Иначе у меня будут проблемы! Белье я поменяю, не переживай. Отдыхай, сынок. Твоему другу повезло, что ты так заботишься о нем.