Мой самый-самый бывший
Шрифт:
***
Дом Вахтанга приветливо горит желтыми окнами первого этажа. Сашка паркуется у самого крыльца, на автомате пытается помочь мне выйти из высокого пикапа, но я снова не даюсь.
Я теперь одна. И все смогу сама.
Засунув руки в рукава курток и несмотря друг на друга, бредем с мужем к входной двери.
– Они начнут уговаривать тебя не ехать, подождать, - предупреждает Сашка, нажимая на дверной звонок.
Его серые глаза почти черные в сгущающихся сумерках. Я сглатываю, кивнув. Я в курсе. Марина Владимировна наверно сразу ударится
Поглубже вдыхаю, настраиваясь. Главное не удариться в истерику самой. Ни перед детьми, ни перед стариками. Я люблю их всех, и не хочется добавлять им боли.
Я слышала шоркающие шаги за дверью, но все равно вздрагиваю, когда она резко распахивается прямо перед моим носом. Улыбающееся дружелюбно лицо Вахтанга как издевательство. Сердце больно сжимается и срывается вскачь. Обоняние раздражает слишком уютный, теплый запах свежей выпечки. Стою на крыльце как дура, не в силах перешагнуть порог.
– Эй, ребята, а вот и родители! – орет Вахтанг в глубину дома, а потом снова поворачивается к нам с Сашкой, - Э -эй, ну что стоим? Заходим, дети, заходим. Тепло не выпускаем!
И Саша в спину подталкивает меня вовнутрь.
Ощущение, что как на казнь. Моя личная «зеленая миля».
***
Я так разнервничалась, еще не успев зайти в дом, что всё, что происходило внутри, воспринималось плотным, тягостным, но все-таки сном. От внутреннего давления закладывало уши, слегка кружилась голова. И язык то и дело немел, когда я пыталась рассказать, что же произошло. Хотя мне особо и не пришлось ничего объяснять. Почти все взял на себя Сашка.
Сначала он увел Вахтанга со своей матерью на кухню, оставив меня с детьми в большой гостиной, где я специально погромче включила телевизор, чтобы не слышать их разговор. И все равно минут через пять шокированные резкие восклицания Вахтанга и громкие всхлипы Сашкиной мамы донеслись до нас с детьми и тревожным эхом повисли в комнате.
Алиска заволновалась, начала спрашивать, что там у них происходит. Лёвка же молча насупился, разглядывая меня исподлобья. Совсем как его отец. Так похож…
– Мы же уедем? – только и спросил.
Кивнула.
– В Питер?
– В Москву.
– Втроем? – покосился на ничего не понимающую Алиску.
Я кивнула опять.
– Хорошо…
– Эй, вы о чем? – взвилась дочка.
И тут в гостиную зашли бабушка с дедушкой и ее отец. Марина Владимировна ожидаемо промокала слезы бумажной салфеткой. Сразу кинулась ко мне, Так крепко обняла, что я не смогла вздохнуть.
– Лизонька, ты меня прости…Ой, я-то думала, хорошего сына воспитала, а ту-у-ут…
Я вскинула взгляд на Сашку за ее спиной. У него желваки по щекам заходили от слов матери, а мне вдруг неприятно стало, что она так разом принизила его. Это я тут обиженная. Только я могу…
– Марина Владимировна, ну что вы! Ну…Это…наши дела…Все будет хорошо…
Она только заплакала
– Эх, дети-дети, - покачал головой, - Нино еще… Вот вредная девка выросла, а!
– Да что ж хорошего-то! – тем временем продолжала причитать Марина Владимировна, - Куда ж ты так сразу собралась! Может подумаешь еще, Лиз?! Ну разве можно так? Одним днем! Кто ж так делает?! Может простишь его?! Ну столько лет…Дети…!!!
– Мам! – Сашка прервал ее выразительно покосившись на Алиску, ошалело хлопающую глазами посреди комнаты.
Все разом притихли. Муж вышел в центр гостиной, сел на диван и потянул к себе дочку за руку, чтобы пристроилась рядом.
– Так, Лиса, у нас новости. Не очень хорошие. Но мы все переживем, да? – потрепал ее по рыжей макушке, заглядывая в широко распахнутые глаза.
У меня ноги подкосились. Села в кресло напротив них. Уши будто ватой заложило. Сашка начал аккуратно рассказывать, а я и почти не слышала ничего – так гулко тарахтело собственное сердце.
Вроде бы почти слово в слово так, как Сашка сказал мне в машине. Только очень медленно, будто он каждую букву решил на языке взвесить.
Позади мужа Левка с раскрасневшимся лицом раздраженно закатывал глаза, пока к нему Вахтанг не подошел. Обнял и стал нашептывать что-то. Тот поник сразу, посерьезнел, комедию ломать перестал.
Алиска сначала будто вообще не понимала, о чем Сашка говорит, а потом резко ударилась в истерику, словно с обрыва прыгнула. Разревелась.
– Как ты мог, пап?! Как???!!! – заорала, вскочив с дивана. Горько заплакала, утирая рукавом потекший нос.
– Лиса, милая. Я виноват, но так бывает. Я…
– Я слышала, мама сказала, что мы уедем в Москву! Когда???
– Завтра днем у нас рейс, - подаю я голос, вставая за дочкой.
– Уже?! – охает Алиска.
Кидаюсь обнимать ее, успокаиваю как могу.
– Все будет хорошо…Хорошо…Ну, милая моя…Все, хватит, Лева, иди сюда!
Обнимаемся втроем. Крепко-крепко.
А Сашка застывает рядом в каком-то шаге от нас, впервые в жизни не решаясь к нам подойти. Прикоснуться.
И у него в этот момент такое болезненно- растерянное лицо, такой взгляд побитый, что и меня насквозь простреливает горечью утраты в ответ. Слезы наворачиваются на глаза.
За него. За себя. За нас.
Реву, утыкаясь в острое плечо сыну. Марина Владимировна подлетает к нам. Обнимает всех разом тоже. Плачем уже толпой.
– Так, Сань, пойдем – на крыльце покурим, а то бабы эти устроили тут, - бурчит Вахтанг и уводит из гостиной моего побледневшего мужа.
***
Возвратились они только через полчаса. К тому моменту мы все уже более- менее успокоились и лишь шмыгали распухшими носами. В гостиной висела тягостная тишина. А что тут скажешь? Ничего? Марина Владимировна поинтересовалась только, отпущу ли я к ним детей на каникулы, и я заверила, что, конечно, отпущу. Стоило Сашке ступить в комнату, как к нему бросилась Алиска, удивив всех нас.