Мой «Современник»

Иванова Людмила Ивановна

В этой пьесе представлены интересные русские характеры: Табаков, а затем и Хлевинский играли командированного, пропившего все до последней нитки. Сидя в гостиничном номере, он открывал форточку и кричал прохожим: «Граждане, дайте взаймы сто рублей!» – но все шли мимо. И наконец находился один чудак (его играл Фролов, а затем Острин), который приходил и предлагал деньги. Командированный, жуткое мурло, алкоголик, не мог поверить в такое чудо и начинал подозревать, что все это неспроста, почти пытал героя Фролова. Оказывалось, что тот (вполне русская трагедия) когда-то не успел помочь матери, не отправил

ей деньги, и она умерла, не дождавшись помощи. И он дал слово помочь первому, кто попросит…

Никулин играл скрипача-интеллигента, которому пьяница говорил: «Музыка ваша нам не ндравится». Щербаков – жлоба, директора гостиницы. Это была одна из самых ярких его ролей. Ему всегда удавались такие образы.

Я играла в очередь с Миллиоти коридорную Васюту, с ужасом наблюдавшую за постояльцами гостиницы. По этой пьесе был снят фильм «20 минут с ангелом», и там я тоже сыграла Васюту.

Из разных рассказов Василия Шукшина завлит Ляля Котова помогла составить пьесу «А поутру они проснулись». Дело происходило в вытрезвителе. Выпивший с горя профессор (Александр Вокач) рыдал и говорил, что готов продать любую рукопись – лишь бы купить молодой жене норковую шубу.

А Щербаков опять играл начальника – партработника, которого сняли с должности и лишили всех привилегий. Он старался усовестить профессора: «У нас не все еще могут позволить себе норковую шубу».

В этом спектакле было много актерских удач. Великолепно играл милиционера Авангард Леонтьев: его герой по пьяной лавочке натворил много непозволительного.

Конечно, встретиться с такой драматургией – счастье. На нашей сцене шла новая пьеса Виктора Розова «Четыре капли», спектакль по пьесе Александра Володина «С любимыми не расставайтесь».

Ваня

Фролов и Миллиоти, с которыми мы дружили, ходили летом на моторке по Оке. Они пригласили моего девятилетнего сына Ваню поехать с ними. Мы собирались их забрать в Тарусе, у нас тогда был «Запорожец», маленькая старая машинка. В пятницу, накануне нашей поездки, звонит Миллиоти: «Мила, ты только не пугайся. Дети заболели дизентерией. У моего Сани температура сорок, мы вернулись в Москву на автобусе, а Ваня остался с Геной. Он тоже заболел, но в более легкой форме. А еще он разрубил себе голову…» Тут у меня отнялись ноги. Оказывается, Ваня пошел рубить сучья, а взрослые велели ему рубить обухом. Он замахнулся и острием топора поранил себе голову, но никому ничего не сказал, а пошел к Оке смывать кровь. У Вани закружилась голова, и он чуть не упал в воду…

Мы тут же рванули в Тарусу. Дорога тогда была ужасная, пришлось переезжать на машине вброд через речку Тару-ску. Доехали – уже темно, палатка Фролова и Миллиоти на другой стороне. Мы поставили свою палатку, а утром проснулись от шума: большая толпа, все кричат, плачут – утопленник. У меня упало сердце. Спрашиваю: местный или москвич? Оказалось, утонул местный пьяница.

Перебрались на тот берег. Ваня более-менее в порядке. Фролов сказал, что он вел себя очень мужественно, пил энтеросептол и крепкий чай, поэтому выдержал. В таких путешествиях человек очень взрослеет и мужает.

В 1978 году мы поехали на гастроли в Куйбышев (Самару).

На этот раз я взяла с собой Ивана – посмотреть Волгу. Гостиница находилась на берегу, из окна была видна могучая река. Пока я играла спектакль, Иван, который тогда увлекался «мокрой» акварелью и учился в художественной школе, писал пейзажи. В разное время он писал Волгу во время заката. Когда я пришла, он показал мне четыре пейзажа. И так это было хорошо, что я прямо заплакала (я вообще поклонница его как художника).

Я и хотела, чтобы он стал профессиональным художником, и боялась: не знала, как живут художники, могут ли они заработать себе на хлеб. Я повела Ваню на консультацию к художнику Владимиру Владимировичу Домогацкому. Моя подруга Майя Гогулан была с ним знакома и устроила мне эту встречу.

Мы попали в очень интересный дом. Работы отца Домогацкого, скульптора, есть в Третьяковской галерее, сам Владимир Владимирович когда-то был знаком и с Шагалом, и с Кандинским. Отец его дружил с Роденом, у Домогацких была квартира в Париже. Меня поразил дом, увешанный подлинными этюдами известных художников, мебель в стиле «модерн» – все это напоминало музей. Жена хозяина дома тяжело болела и лежала в соседней комнате.

Я объяснила причину своего прихода. Он спросил: «А как вы думаете, сколько художник должен зарабатывать?» «Ну, хотя бы сто рублей…» (Сама я получала уже двести.)

Он засмеялся и сказал: «Ну, может быть, может быть, хотя и не всегда. Мне приходилось и голодать, и фамильные серебряные ложки продавать. И потом, художником становятся не сразу, все понятно будет лет через десять. А еще важно, какая жена попадется… Ну, показывайте, что принесли». Он отодвинул Ванины работы, сделанные в художественной школе, назвав их «чертежами»: «Давайте то, что он дома рисует». Тут я показала волжские пейзажи. «Так-так-так. Вот это – другое дело. А вот за этот пейзаж я, пожалуй, взял бы его в ученики. Учить буду совершенно бесплатно». Так мой сын стал учеником замечательного художника Владимира Домогацкого.

После десятого класса, по совету Владимира Владимировича, Ваня поступил на художественно-постановочный факультет Школы-студии МХАТ и стал учеником Петра Белова, тоже замечательного художника. Отслужив в армии, Ваня пришел преподавать в художественную школу, где сам учился. А через несколько лет стал ее директором и руководит ею до сих пор, будучи уже заслуженным художником и главным художником театра «Экспромт». Теперь он и сам преподает в Школе-студии МХАТ и до сих пор с нежностью и благодарностью вспоминает Владимира Владимировича.

Райхельгауз

Иосиф Райхельгауз, молодой и талантливый режиссер, пришел в «Современник» в 1973 году и работал у нас до 1989 года. Он был полон идей, очень энергичен. Вместе с Галиной Волчек он работал над «Эшелоном» и потом снимал его для телевидения. Вместе с Волчек и Фокиным поставил «А поутру они проснулись», создавая пьесу по рассказам Шукшина. Он же поставил спектакль «Из записок Лопатина» по пьесе Симонова. Мне кажется, роль корреспондента Гурского была лучшей работой Кости Райкина – не комедийная, без всяких характерных «наворотов», а очень человечная: он играл военного корреспондента, симпатичного, трогательного, который погибал на фронте.