Мой стокгольмский синдром
Шрифт:
Она кивнула.
– А как вы здесь оказались? – все еще не понимала я.
Слишком удачно все складывалось. С моим коэффициентом везения это невозможно.
– Как и остальные медики: прилетела, - таким снисходительным тоном обычно разговаривают с маленькими детьми.
– Шутите? – обиделась я.
И услышала шум лопастей – где-то поблизости был вертолет. Откуда он взялся? Может быть, происходящее мне снится? Или в аду принято
Меня разбудила хлопнувшая входная дверь. Приоткрыв глаза, я увидела, как из-за перегородки появился Стиляга. Рыжеволосая стояла к нему спиной, переставляя пузырьки на полке холодильника. Стремительным шагом он приближался к ней. То ли от слабости, то ли от действия лекарств, я осознавала все как-то заторможено, и не успела предупредить – егерь слишком быстро схватил ее за талию. И, развернув к себе лицом… поцеловал. Страстно и эффектно, как это делают в фильмах. Я опешила. А когда рыжеволосая обвила его шею руками, я впала в ступор: вокруг меня творится что-то странное. Не издав ни звука, я продолжала наблюдать за ними из-под опущенных ресниц.
– Привет, - прошептала женщина, когда Стиляга, наконец, от нее оторвался.
– Когда ты уже согласишься здесь работать? – с тоской спросил он, заправив ей за ухо выбившуюся из пучка рыжую прядь. – Хоть до конца этого года останься.
– Перестань, - отмахнулась врач. – Я даже вещи не взяла, нас подняли по тревоге.
– Оставайся, - мягко настаивал Стиляга, не выпуская ее из кольца рук.
– Рэнди, ты же знаешь: я так не могу, - ее голос неожиданно стал серьезным. – И лучше буду жить с тобой пять месяцев в году, точно зная при этом, что меня никто не убьет.
– Не сгущай краски, - он погладил ее по щеке.
– Ты все видишь слишком мрачно.
– Мрачно? Тогда скажи мне, где Стэнли?
– боль в ее голосе звучала искренне.
Она знает, что здесь происходит. Знает, но не вмешивается. И не хочет жить с грузом на совести, даже если ради этого приходится надолго расставаться с любимым.
– Уволился, - Стиляга равнодушно пожал плечами и отвел глаза.
– Не смеши меня. Отсюда никто не уходит сам.
Стиляга не дал ей договорить и снова поцеловал.
– Не думай об этом, рыж, - успокаивал он.
– Площадку скоро законсервирвируют. Поедем в отпуск.
– Береги себя, пожалуйста, - пряча слезы, она уткнулась лбом в его грудь.
– Но ты останешься хотя бы до приезда нового врача?
– с надеждой спросил он.
Рыжеволосая кивнула.
Пока они шептались, я размышляла над ее словами: отсюда никто не уходит сам. А я готова остаться добровольно, лишь бы было предложено. Меньше чем за месяц в лагере я успела сойти
– Кто она?
– рыжеволосая кивнула в мою сторону.
Хороший вопрос. Хоть кто-нибудь здесь может ответить на него правильно?
– Да так... просто, - неуверенно пробормотал Стиляга.
– А это важно?
– Рэнди, из-за простых пациентов наши не поднимают в воздух вертушку с медиками.
Я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть: она не шутила, когда говорила, что прилетела сюда. И мне не почудился шум вертолета. Неужели это было сделано ради меня?
Хлопнула дверь, и из-за ширмы показался улыбающийся Сатир.
– Таша!
– сграбастав рыжеволосую в объятия, он закружил ее, игнорируя недовольный взгляд Стиляги.
– Лесли, прекрати!
– смеясь, отбивалась она.
– Или ты хочешь, чтобы мой муж тебе врезал?
Едва Сатир ее отпустил, Таша снова обняла Стилягу за талию.
– Когда ты уже, наконец, переедешь сюда и разобьешь сердце всем, кто увивается вокруг Трэнди?
– Вы и без меня прекрасно справляетесь, - улыбнулась Таша.
– По крайней мере, повязки накладывать умеете.
Она кивнула в мою сторону, а я не успела зажмуриться. Увидев это, Таша принялась выгонять мужчин из лазарета:
– Она пришла в себя, и нужно сделать укол! А вы тут проходной двор устроили!
Уже за ширмой Сатир сострил что-то про импланты, и его первым выставили за дверь. Со Стилягой Таша прощалась дольше, целуясь и перешептываясь. Подойдя, к кровати, она склонилась надо мной. Между бровей залегла морщинка: Таша явно гадала, что я успела услышать.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она, наконец.
Я пробормотала что-то невнятное, пока она набирала шприц. Как часто ей приходится спасать жизнь людям и не задаваться вопросом – кто они? Вернее, не иметь возможности открыто спросить у них об этом. Догадывается ли она, что я жертва? И, наоборот, думает, что я опасна, как и все, кто окружает ее мужа? И как она справляется с этим? Я размышляла, пока не подействовало лекарство. Все это время Таша молча стояла рядом.
После укола я утром проспала сирену, а может быть, охоты и вовсе не было. Я открыла глаза, когда Таша ставила капельницу. Безумно хотелось встать, но мне было позволено лишь сесть, да и то на время завтрака. Все мои попытки подняться Таша уверенно пресекала: иногда уговорами, иногда уколами. Уверена, она просто перестраховывалась, не зная, кто я, и не решаясь рисковать.
День тянулся невыносимо долго, и я с радостью проваливалась в сон, понимая, что так он пройдет быстрее. В очередной раз проснувшись, я уговорила снять мешающийся катетер, заверяя, что капельница мне больше не понадобится.