Мой сводный секрет

Сэнд Кайя

Не пара они. Как в море корабли нужно им расходиться.

– Так что тебе подсказать? – Дина стучит каблуками по лестнице.

Ах, да.

– Познакомился с Эммой, – говорю и быстро тяну ее тетю за собой. – Эмма тоже в этом доме живёт?

– Эмма живёт с Санькой, они снимают квартиру, – вываливает неприятные сплетни Дина. – Давид, в общем, не против, но считает, что рановато, сам понимаешь.

– Конечно, рановато, – согласно киваю. – Сколько ей лет?

– Девятнадцать нашей девочке.

Ага. Младше меня

на год.

И живет с каким-то там Санькой. Непорядок.

Я-то сюда переезжать собрался.

– Эрик, там церемония начинается, идём скорей, – теперь уже Дина тянет меня по залу к рядам белых стульев.

Сажусь.

И всю церемонию глаз не свожу с паучка. И мужской руки, заброшенной на спинку ее стула.

Она же этого Саньку прямо в кровати с той белобрысой очкастой девицей застукала, и что, так просто простила?

Что-то тут нечисто.

Смотрю на платформу, где мама и Давид обмениваются клятвами – вот кто счастливые люди, забили дом народом и на глазах сотни человек в любви друг другу признаются.

Такие широкие жесты подросткам свойственны. Либо по уши влюбленным людям, которые на десятки лет назад в юность вернулись, заново переживают первую любовь.

– Горько! – громко, на весь зал кричит паучок, она сейчас ладошки отобьёт, с таким ожесточением хлопает.

И бледная, как стена, на радость ее гримаска меньше всего похожа.

Влюбленные меняются целомудренными поцелуями в щеку. Народ поднимается с мест, и я тоже встаю.

Пробираюсь к паучку.

Но меня опережает пронырливый Саня, от стульев тянет Элю ближе к железной витиеватой решетке, отгораживающей коридор.

И там, среди цветов, с умным видом что-то втирает ей.

На полпути торможу себя. Подойду сейчас – и не удержусь, а портить маме свадьбу – последнее, чего бы мне хотелось.

Резко разворачиваюсь, глазами выискиваю белый мамин костюм и пробираюсь сквозь толпу.

– Давид, – протягиваю руку, пожимаю широкую ладонь. – Желаю всем нам через пятьдесят лет собраться в этом же доме на золотой свадьбе.

– Ну, до ста лет мы с Давидом вряд ли доживём, – мама смущается, прижимает к себе букетик. – Что скажешь, Давид?

– Нет ничего невозможного, – он скупо улыбается. От глаз разбегаются морщинки. – Ты прав, Эрик. Держим курс на золотую свадьбу.

– Отлично, – одобряю. – Кстати, – оглядываюсь, машу рукой на паучка. – Заметил, что вон той девушке не очень хорошо. Вырвало ее, – привираю. – И бледная. Все симптомы ротавируса, как на ладони. Но я, конечно, не врач, – быстро добавляю, когда их лица испуганно вытягиваются и мысленно даю себе затрещину – не перегибай, Эрик. – В общем, как-то она болезненно выглядит. И родителей ее что-то не видать, позаботиться некому, да уж, бедная. Ладно, я сбегаю быстро поем, голодный, как волк, – тараторю и чмокаю маму в щеку.

Смешиваюсь с толпой.

Расчет не подвёл – молодожены торопятся

к паучку.

Стягиваю со стола тарелку с нарезкой, из-за колонны наблюдаю, как они подходят. Жую сыр.

Врать плохо, но я почти правду сказал. Эля бледная и взгляд такой, словно она на необитаемом острове оказаться мечтает, вдали от всей свадебной суеты.

Немножко волнения за паучка не повредит. А ещё лучше – если Давид поймет, что на Саньку полагаться нельзя. И по-военному сухо и кратко отдаст приказ: собирай-ка вещи, дочь, и возвращайся домой.

Они разговаривают, я ем сыр.

– Эрик! – оглядывается на зал мама и взмахивает рукой.

А знакомство в мои планы пока не входит, у Эли вид терминатора, чем-то ей не угодило мое имя.

Отступаю за колонну, скрытый от обзора жую нарезку. На такой жаре обычно кусок в горло не лезет, но я, оказывается, волнуюсь.

Ещё и оркестр что-то трагичное играет.

Народ понемногу рассасывается, выходит в сад, где в белых шатрах накрыты столы. Убеждаюсь, что угрозы в виде мамы и Давида на горизонте нет.

И рулю на улицу.

Паучок стоит на крыльце.

И опять рядом вертится Саня – залитые лаком волосы, строгие брюки, в черные туфли, как в зеркало можно смотреться.

И рубашка. Торжественно-белая.

Мама надеялась, похоже, что я приоденусь, как Саня.

– Позвольте, – ввинчиваюсь между ними, на полуслове обрывая рулады Санька. – Эля, на минуточку.

Пользуюсь ее заминкой и быстро переплетаю наши пальцы, веду девушку по ступенькам вниз.

– Ты что себе позволяешь? – спокойно интересуется она, а сама от гнева трясется вся. – Слушай, это свадьба моего отца. И скандалы здесь не нужны. Но если ты ещё раз…

– Я с тобой согласен полностью, – оттесняю ее с солнцепёка на травку, в тень деревьев. – Сам скандалы на дух не переношу. Просто, Эля, раз уж мы встретились, – подталкиваю ее к раскидистому толстому дубу. – Давай мириться. Я о тебе думал. Постоянно.

– Мы не ссорились, – она складывает руки на груди. – Было и было, Белый. У каждого своя жизнь. Ты сюда на праздник пришел – иди празднуй.

– Пришел на праздник, но увидел тебя. Давай, – подхожу ближе. – Уедем сейчас? Скоро жара спадет, посидим где-нибудь в кафе или на набережной.

– Зачем?

– Всё обсудим.

– Про утрату твоего телефона будем разговаривать? – она упирается ладонью мне в грудь, обозначая, что ближе подходить не надо.

– Будем разговаривать о чем хочешь, – заверяю.

Вижу на ее лице сомнение, она думает.

Терпеливо жду, вспугнуть боюсь.

И не объяснить ведь ей, что нам срочно надо уезжать. Свадьба родителей – не то место, для откровения о том, что мы теперь сводные.

Эля кусает губы.

И когда я уже уверен, что она вот-вот согласится, случаются сразу две ужасные вещи.