Мой талантливый враг
Шрифт:
Ещё неделю назад я бы в ужас от такой перспективы пришли. Я начала бы звонить папа, слёзно бы умоляла прислать горничных и спасти меня от этой страшной участи, но сейчас подработка вместе с Винни, даже такая непочётная, казалась мне шикарной возможностью лучше узнать моего… парня. Прижала блокнот для записей к губам, чтобы спрятать свою ликующую улыбку. Поймала своё отражение в боковом зеркале. Жуть. Выглядела я как карикатурная злодейка из детских сказок, или одержимая маньячка. Сортиры мыть вместе с Винсентом хочу.
А вот Винсент казался бледнее обычного, и я лишний раз захотела его подразнить.
– Боишься, что я опять увижу твои тощие рёбра? Не переживай, мне даже нравятся задохлики.
– Я не задохлик, – возмутился Вестерхольт.
– - Слово поджарый в твоём лексиконе есть?
– Ну-ну. Винни боится пробежек, кто бы мог подумать. Может, ты ещё и плавать не умеешь?
Он резко вдарил по тормозам, что я бы непременно улетела вперёд, если бы не пристегнулась, а ехавшие позади нас машины, объезжали нас и недовольно сигналили.
Повернулся ко мне. Смотрел жуткими перепуганными глазами, словно я прямо сейчас как минимум помру. Дышать боится. Не обращая, внимания на проезжающих мимо нас водителей, он отстегнулся и очень осторожно, словно я хрустальная, приблизился, положил руку мне на лоб.
– Ты в порядке? – Винс шептал одними губами. – Голова не кружится? Как тебя зовут, помнишь?
– Я-то да в порядке, а ты явно бредишь или переигрываешь, – насупилась я.
Но нет, Винсент сейчас не играл, он был в ужасе, как если бы я стояла на краю обрыва и теряла равновесие, а он был далеко. Так далеко, что не успеет поймать меня, и я упаду и разобьюсь насмерть.
– Точно в порядке?
– Да. Может, объяснишь, чего тебя так переклинило внезапно. Мы в аварию попасть могли из-за тебя.
– Ничего. Не задавай вопросов. Просто забудь.
Класс. Он сейчас серьёзно? Можно подумать, можно взять и выбросить что-то из головы по щелчку. Хотя вообще-то можно.
– Винни, это то самое, да? То из-за чего я память о тебе стёрла? – осторожно спросила его, и сейчас я реально почувствовала лёгкое головокружение.
– Молчи. Не копайся. Не думай. Пожалуйста.
Но как не копаться теперь, когда я подступилась так близко. Как не строить безумных догадок о нашем прошлом.
– Но ты же сам своими песнями заставляешь меня вспоминать о нашем прошлом, что такого?
– Ты не читала диплом Майера, так ведь?
– Руки не дошли пока. А ты?
– Вдоль и поперёк, Нана. Вдоль и поперёк. Я изучил этот вопрос лучше всех светил Острайха, я перелопатил библиотеки Хангрии. Я даже язык Зарбии освоил лишь бы найти ответы. Тебе никак нельзя знать причину своего поступка, это чревато необратимыми изменениями сознания.
– Но ты же… – он так и не ответил на мой вопрос, почему ему можно рассказывать мне историю, а мне нельзя копаться в прошлом.
– Я осторожно веду тебя за руку,
Хмыкнула:
– Ты позволяешь мне вспоминать то, что выгодно тебе, так ведь? Идеальную девушку создаёшь?
Как же он отвратителен мне сейчас. Я злюсь и ничего не могу с собой поделать. Он словно богом себя возомнил и решает за меня, что мне положено знать, а на что я не имею права.
– Ты и так идеальна, Нана. Я мог бы махнуть рукой. Завоевать тебя вновь. Я люблю тебя безусловно. Ты это всегда ты. Даже со стертой памятью, даже когда копируешь этого чёртового сноба Майера, это все равно ты. Милая и по-детски непосредственная. Вспыльчивая, отважная. Ты была и осталась моей бунтаркой. Я и не собирался тебя перекраивать. Мне жаль, что ты так подумала. Мне хотелось поделиться тем счастьем, что у нас было, чтобы ты вновь пережила те моменты. Наш первый поцелуй, наши игры в лесу, наши общие мечты. Если ты против, я перестану. Мы начнем все сначала, я напишу новые песни.
На щеках стало мокро, а глаза стремительно застилало слезами. Как же он бесит! Минуту назад я ненавидела его всем сердцем, и вот он говорит мне все это. Признается в любви, и мотивы его мне понятны, а я… Я реву, потому что никто и никогда не говорил мне такого. Отец был холоден, не смотрел в моё сторону, потомк что я напоминалу ему маму. Да и дядя видел во мне свою рано ушедшую из жизни сестру. Меня оберегали, баловали, но так редко рассказывали о своих чувствах. А я хотела любви!
– Не надо сначала, – не говорю, а булькаю. – Веди меня, Винсент. Я хочу пережить все это вновь. Ты же, правда, губу проколол, чтобы поцеловаться со мной?
– Я много чего сделал из-за твоих пошловатых комментариев, Нана, – смущённо улыбнулся он.
– Это я-то пошлая? А ты кто тогда?
– Невинный мальчишка, влюблённый в тебя до одури и превращающий каждую твою фразу в недвусмысленный намёк. Я развалюху-то эту купил из-за тебя.
– Серьёзно? У меня были такие мечты? Старый ржавый фургон?
Я оглядела его по-новому. Приборная панель в мелких царапинках, разные боковые зеркала, потрепанная обмотка на руле, уютный салон, в котором, кажется, кто-то недавно жил и живет до сих пор. По полу катаются консервные банки, а на заднем сидении лежит плед и подушки.
Винсент покусывал свою серьгу, решаясь сказать мне что-то, или нет. Затем он поманил меня к себе, наклонился к уху и прошептал своим хрипловатым соблазняющим голосом:
– Ты сказала, что потеряла бы невинность на заднем сидении старого фургончика с панорамной крышей.
Я настолько растерялась от этого откровения, что единственный вопрос, который взбрёл мне в голову, был ужасно глупым.
– А тут есть панорамная крыша?
Винни подмигнул и добавил.
– Ночью покажу.