Мой тайный мир

Киднер Паулина

Статья увидела свет в первую субботу после Троицына дня. «Теперь уж у нас точно отбоя не будет от желающих вступить в ряды защитников барсуков», — думала я, беря в руки номер. Развернула газету — и глазам своим не верю: почти две полосы заняты фотографиями наших питомцев, а работе групп по защите барсуков посвящены всего две колонки по три дюйма. В основном же материал повествовал о том, как фермерша спасает барсуков и прочую живность в пику своему старому мужу-ворчуну, который вечно жалуется, что не может даже достать еду из холодильника: кухня отдана во власть барсучатам. «Этот усач заявляет, что вся эта кутерьма стоит у него поперек горла и что он был куда счастливее, если бы

возился с одними только хрюшками, как все нормальные люди. Какая прекрасная жизнь была прежде — дои себе коров да попивай сидр в свое удовольствие. А теперь барсуки постоянно путаются под ногами и проходу нет от толп туристов!» Дальше было хлеще: «Англичане, — сказал Дерек, — любят барсуков как эти полупомешанные старухи». И тут же дана фотография Анджелы и Эйлин, зашедших к нам попить чайку…

Боюсь, иные защитники природы, прочитав такой материал, не захотят со мной разговаривать. Что поделаешь, люди привыкли безоглядно верить печатному слову. (Справедливости ради следует заметить — немало туристов приехали к нам специально, чтобы поглядеть на старого мужа-ворчуна и его многострадальную жену, и убедились, где правда, а где вымысел.) Не нужно объяснять, что Дерек, прочитав эту статью, неделю ходил багрово-фиолетовый от ярости. Особенно неудобно было перед Эйлин и Анджелой. К счастью, наши блаженные старушки только посмеялись всласть. А ну как недостало бы у них чувства юмора?!

…Когда через твои руки проходит такое количество животных, приходится немало общаться с ветеринарами. Самое правильное — иметь постоянного, так сказать, домашнего врача, который, пользуя ваших питомцев, досконально знал бы, что у вас и где заведено и устроено. Но естественно, поскольку работы у нас хоть отбавляй, ее хватает на несколько специалистов.

До недавнего времени за домашнего врача, на чьих плечах лежал основной объем работы, у нас был Бэрри Парсонс. Этот абсолютно безмятежный человек обладает редкостным даром находить подход к любому существу — от ворчливого барсука до миниатюрной сони-тихони. Он тщательно осматривает животное, не скупясь на ласковые слова ему в утешение, и всякий раз настраивает на то, что путь к улучшению его самочувствия может оказаться долгим. Печально было узнать, что он оставляет врачебную практику ради того, чтобы иметь возможность проводить больше времени со своей молодой семьей. Еще бы — ведь за то время, что он пользовал наших зверушек, у нас сложились доверительные отношения, мы могли делить с ним и горести и радости. Трудно привыкнуть к тому, что такого советчика и собеседника рядом с нами больше не будет. Я искренне надеюсь, что, когда его детишки подрастут, Бэрри вновь вернется к своей профессии — нельзя же терять квалификацию! Мы будем очень рады, когда это произойдет.

Пришлось потрудиться, чтобы приискать ему достойную замену — и пот теперь у нас за главного айболита Стюарт Мэрри из Новой Зеландии. Высокий, стройный, темноволосый, вальяжно выговаривает слова врастяжечку и при этом иногда склонен — перебарщивать с черным юмором. Но он, как и Бэрри, дает себе труд разъяснить, почему он поставил тот или иной диагноз, что означают те или иные симптомы, и помогает понять, какой внутренний орган животного в данный момент не В порядке. Разве могла я тогда знать, что Стюарт станет моим верным помощником в самые тяжелые времена.

…Как-то раз я повезла барсука к Стюарту на рентген. Сделав снимок, Стюарт отвел меня в дальний угол кабинета показать результат. Пока мы беседовали, я почувствовала, как чей-то маленький холодный носик

тычется мне в ногу, и глянула, кто бы это мог быть. «Это» оказалось забавным существом щенячьей породы — извиваясь всем тельцем, оно кружило вокруг моих ног и весело виляло хвостиком. Оно было бы радо, если бы кто-нибудь с ним поболтал. Клочья черной и бурой шерсти свидетельствовали о том, что когда-то у него была красивая шубка, но на большей части тела шерсть отсутствовала, а кожа была покрыта струпьями, «украшавшими» даже мордочку. Но это нисколько не мешало ему радоваться жизни и новому знакомству — от волнения он прижал уши, в карих глазах так и читалась мольба: поиграйте со мной!

— Ну что, бродяга, поиграть хочется? — сказала я, гладя щенка по голове.

Тут же в кабинет вошла девушка с длинными, завязанными, точно хвост пони, волосами. Это по ее недосмотру щенок убежал из вольера.

— Бедняжечка, — сказала ветмедсестра Бекки, — Его к нам прислало Общество покровительства животным. У него тяжеля форма чесотки. Сейчас дело пошло на поправку, но у него такой ужасный вид, что никто брать его не хочет. Что делать, — сказала она, глядя мне в глаза, — если к понедельнику не найдем для него дом, придется усыплять.

Я пыталась сосредоточиться на том, что толковал Стюарт относительного результатов обследования, но у ног моих вертелось крохотное существо, а в ушах звучали слова Бекки, Как только Стюарт закрыл рот, я тут же подхватила щенка на руки, и в благодарность за это он кинулся лизать мне лицо и лизал до тех пор, пока я его не отстранила. Размером он был с таксу, только ноги чуть подлиннее. Стараясь не показаться слишком сентиментальной, я все-таки спустила его на пол. Когда мы вернулись в регистратуру, ко мне снова подскочила Бекки:

— Не правда ли, лапочка?

— Конечно, не красавчик, но лапочка — это точно. Как: он к вам попал?

— Его увели у какого-то коммивояжера и передали в Общество покровительства животным. Там мамаша и еще четверга щенят; у всех чесотка, но у этого в самой тяжелой форме. Он; даже не мог стоять на ногах. Теперь он выздоравливает, но ему нужна специальная диета, — объяснила Бекки и, смеясь, добавила: — Ну как ты, готова?

— Попробую обработать Дерека, только ты смотри, раньше времени не встревай! — ответила я с улыбкой.

Бекки имела уже немалый стаж работы ветмедсестрой, и у нее постоянно жили несколько собак. Всего за год до того случая она сосватала мне крохотную и жалкую собачонку Полли. Увидев это создание, я поняла, что с ней что-то не в порядке, и попросила ветеринара сделать рентгеновский снимок. Оказался шунт между сердцем и печенью — лишняя вена, препятствовавшая нормальной очистке крови, а местоположение этой вены делало операцию невозможной. «С таким пороком хорошо если проживет шесть месяцев», — сказал врач. Полли прожила семь, за этот короткий срок доставила мне массу радости и, как и другие наши любимцы, оставила добрую память о себе.

Когда Полли не стало, мы не брали другого щенка ей на замену, так как у нас было две собаки, оставшиеся от сыновей, Я уехавших учиться в университет, — типичный фермерский пес Барни, похожий на плюшевого мишку, и Саманта — миниатюрный невротический шнауцер, облаивающий людей, когда они приходят к нам на ферму, ходят по ферме и уходят с фермы восвояси.

Я ехала домой, а мысли были заняты только одним: как уговорить Дерека? Я не могла забыть эти карие глаза! В тот вечер у нас была назначена небольшая пирушка с друзьями, и я думала: в какой бы момент замолвить слово о щенке?! Вечеринка удалась на славу: гости уселись за стол, не дожить моего возвращения, и, пока я катила домой, Дерек успел пропустить пару-тройку стаканчиков.