Мой учитель Лис. Тетралогия
Шрифт:
– Трое в минус. – Лис поднял вверх три пальца.
Послышался шум на крыше, треск, приглушенный вскрик, после чего рухнуло ещё два тела. Кто бы знал, как долго я возился с подключением чердака и печной трубы.
– Пять! Очень неплохо, мой мальчик, очень неплохо!
Окно в нашей гостиной разлетелось от удара бочонком, из которого хлынул густой едкий дым. Ещё кто-то несвоим голосом взвыл, коснувшись оконной рамы, но в доме оставаться было нельзя. Я успел расслышать крик учителя:
– Все на улицу! Шарль, стреляйте! Майкл, держись поближе ко мне и…
Я выпрыгнул
Неведомая сила оторвала меня от земли и понесла куда-то под небеса. Судя по грохоту кровельного железа и свисту ветра, мешок со мной внутри тащили по лондонским крышам в неизвестном направлении, и как бы ни был ловок мистер Ренар, но лисы не альпинисты, а значит…
Примерно на этом моменте я наконец-то догадался заткнуться, а секундой позже меня так приложило затылком о какую-то кирпичную трубу, что сознание отключилось без предупреждения, словно по щелчку переключателя регулятора переменного тока.
Очнулся я не скоро. В голове шумело, болели виски. Почему именно виски, когда, как помнится, ударился я вроде бы затылком? Но это не важно, по крайней мере, не сейчас.
Потому что сейчас я сидел на чём-то вроде стула, крепко привязанный за локти и лодыжки. Глаза разлепить удалось не сразу, сначала включился слух. Чётко раздавались два голоса, один сиплый, властный, со старческими паузами, а другой более молодой и энергичный, но с непонятным акцентом. Что-то вроде совиного уханья, но не совсем такое.
Где-то мне доводилось читать о том, что в ряде опасных ситуаций глаза следует открывать не сразу, а лишь тогда, когда вы уже достаточно наслушались, чтобы понять, что вокруг вас происходит. Эта мысль показалась мне дельной. Если они знают, что я потерял сознание, почему бы немного не посимулировать?
– Это и есть щенок Ренара?
– Ух! Мальчишка, нехороший мальчишка, сахиб! Удавить его?
– Не спеши, Туг. Надо, чтобы проклятый лис сам видел, как мы убиваем его ученика. – Старческий голос прокашлялся. – Он всё ещё не пришёл в себя, я хочу его посмотреть.
Чьи-то холодные влажные пальцы коснулись моего лица, так что я едва не вздрогнул. Некто осторожно ощупал мой лоб, брови, нос, подбородок, шею и вьющиеся волосы.
– Красивый, щенок…
– Убьём его сейчас, сахиб! А лису отправим отрезанную голову в корзине, ух?
– Туг, ты всегда слишком поспешен, – укоризненно ответил голос старика. – Запомни, хороший вожак не принимает поспешных решений. Скольких ты можешь убить?
– Много, сахиб!
– Десять, двадцать или пятьдесят? Глупец… Убить достаточно одного, но так, чтобы тысячи людей впали в безумный страх перед тем, КАК ИМЕННО ты это сделал. Научись вселять страх, сделай его своим главным союзником, убеди всех, что тебя надо бояться больше смерти, и тогда весь мир склонится перед…
– Ух… чавк, чавк!
– Что ты делаешь, идиот?! Опять жрёшь
– Бананы вкусные, сахиб, ух!
Видимо, я расслабился, позволил себе лёгкую полуулыбку и пошевелился, потому что голос старика сразу отреагировал:
– Смотри, он очнулся!
Притворяться и дальше не было смысла. Я раскрыл глаза, быстро оглядываясь по сторонам. Полутёмное помещение, сквозит изо всех щелей, мы явно где-то на чердаке, потому что воздух свежий и негромко урчат голуби. Я сам привязан к большому стулу, пол под ногами деревянный, жутко грязный и весь усыпан почерневшей банановой кожурой. Впрочем, и пара свежей тоже валялась рядом.
На меня уставились двое – старик в чёрных очках, силуэтом похожий на того, которого я видел в тумане, и обезьяна в нелепом костюме. Раз говорит и носит одежду, значит, из «близких к природе». Не горилла, не орангутан, черты лица более человеческие, уши оттопырены, рот большой и ещё густые бакенбарды. Возможно, шимпанзе? При более пристальном взгляде я насчитал ещё четверых таких приматов, сидящих на корточках поодаль. Могу ошибаться, было темно.
– Ух? – спросил главный, видимо, тот, кого звали Туг.
Поскольку в вопросе не было ничего, кроме самого знака вопроса, я решил не отвечать. В конце концов, мы не представлены друг другу.
– Мальчик, как твоё имя? – первым начал слепой злодей.
– Если я пленник, а вы тюремщик, то мне нет нужды…
Обезьян прыгнул вперёд с невероятной скоростью, и мою шею сдавила тонкая верёвка.
– Когда я спрашиваю, надо отвечать, – хмыкнул старик. – Мне нетрудно представиться первым, но, сдаётся, тебе и так известно моё имя.
– Слепой Пью, – осторожно прохрипел я, верёвка на шее чуть ослабла.
– Ух, ух, сахиб, он знает вас, сахиб!
– Меня знают многие, это и есть власть страха. Ты ведь боишься меня, мальчик?
– Ну, э-э… мистер Ренар всё равно придёт за мной.
– О да, я тоже очень на это надеюсь. Мы все так будем его ждать! Туг?
– Ух, ух, сахиб, зря, – покачал лопоухой головой обезьян, но убрал удавку.
На меня вновь надели мешок, закрыв ноги до пола вместе со стулом.
– Отдыхай, мальчик. Твой учитель должен прийти утром. Мне будет очень жаль, если он решит прийти не один.
Почему-то я сразу понял, что это значит. Если Лис позовёт на помощь полицию, то мне свернут шею. Но до утра, кажется, ещё куча времени, да и бояться слишком долго невозможно. Человек быстро привыкает к страху как к неизбежной данности, если другого выхода нет. Я осторожно подёргался в мешке, лишний раз убедившись, что путы надёжные, и сам не заметил, как просто заснул.
Меня разбудили всё те же бесцеремонные голуби. Их курлыканье было настолько громким, что глаза раскрылись сами, а сквозь мелкие дырочки в мешковине пробивались яркие солнечные лучи. Редкий денёк для осени, нам повезло с погодой, успел подумать я, когда мешок наконец сняли.