Мой учитель Лис. Тетралогия
Шрифт:
Двигался он порывисто, молниеносно переходя из сонно-пассивного состояния в бешеную активность. Считается, что в «близких к природе» превалирует звериная натура. Не берусь судить, в моей памяти Лис навсегда останется самым человечным существом на всей планете. Но вернёмся во времена моей юности и продолжим нашу историю.
Итак, после обеда меня отправили во французскую булочную купить свежую выпечку к вечернему чаю. Я был в этом заведении уже не один раз, пекарь Луи из Прованса, вечно молодой, вечно пьяный, обладал удивительным
Стоило месье Ренару один раз представить меня ему, как уже дальше он безошибочно выделял меня из толпы посетителей, громко извинялся по-французски: «Пардон, пардон, мон ами!» — и передавал пакет с выпечкой без очереди, кто бы и как ни возмущался. Вот и сейчас стройный, чуть лысеющий весельчак с мягким прононсом приветствовал меня из-за прилавка:
— Мишель, я вас ждаль! Фот круассан три раза для моего камрада Ренар, багет для Шарль и два маленьких пончика про вас.
— Вы очень любезны, месье Луи. — Я передал ему деньги, привычно отказываясь от сдачи.
Он столь же привычно потянулся ко мне с четырьмя пенсами, но разулыбался и сунул их себе в карман.
— Бон аппетит, бо гарсон! Какой милый мальчик, не правда ль? Он напоминаль мне меня. Я биль так же кудрявь и очень-очень миль.
Ничто не предвещало беды. Погода была чудесной, после полуторачасового дождя выглянуло солнышко, старый дворецкий всё реже попадал по мне шваброй, Лис вёл со мной долгие беседы по вечерам… Правда, больше это походило на лекции по истории и психологии общественных отношений в социуме, но он самые скучные вещи умел подавать так, что заслушаешься.
Я мог не спешить, поэтому, пользуясь шансом нежданной прогулки, присел на пару минут на лавку в полуквартале от нашего дома. Рядом кружились голуби, от избытка чувств и хорошего настроения я достал один из пончиков, что мне подарили, и щедрой рукой покрошил птицам.
Второй уже собрался съесть тут же, но подумал, что с чаем это будет вдвое вкуснее. Вздохнув, я положил его обратно в пакет, встал с лавочки и… только сейчас заметил, что вокруг валяется с дюжину мёртвых голубей. Завизжала какая-то овца из «близких к природе», выгуливающая ребёнка, кто-то из мужчин, громко ругаясь, звал полицию, и менее чем через минуту двое суровых бобби взяли меня, как говорят русские, под белы рученьки.
На мои робкие оправдания никто не реагировал, имя месье Ренара, частного консультанта Скотленд-Ярда, почему-то никого не интересовало, так что я загремел в кутузку как миленький.
— Кто такой? — даже не глядя на меня, спросил дежурный офицер в ближайшем участке.
— Меня зовут Майкл, я…
— Майкл, — записал он. — А фамилия у тебя есть?
— То есть я не Майкл, моё настоящее имя Эдмунд. А фамилия Алистер Кроули. Майклом меня называет мой учитель из Франции. Он…
— От прежних показаний отказывается, имеет два имени и двойное гражданство.
— Эй, я этого не говорил!
— Путается, меняет показания с целью сбить следствие с толку, — продолжал конспектировать офицер, не поднимая на меня глаз и строча электропером с похвальной скоростью. — Тебя задержали за злонамеренное отравление голубей на улице Тули в районе Тауэрского моста.
— Это неправда! — выпалил я.
— Полицейские не могут лгать.
— Ну то есть… я хотел сказать, что это правда, но…
— Обвиняемый признался в совершении преступления, — удовлетворённо завершил дежурный офицер, захлопнув тетрадь. — В камеру его.
— Но я не специально! Я не знал, что пончик был отравлен! Я сам чуть его не съел! Сообщите месье Ренару-у!
Меня никто не слушал, им просто не было это интересно. Полисмены задержали негодяя на месте преступления, он ныл, юлил, выкручивался, но в конце концов дал признательные показания. Чего ещё желать? Возможно, они вообще никогда так легко не расследовали ни одно дело.
Я просто не мог бороться с системой, она перемалывала меня, не слушая стонов и слёз. Единственная надежда, что в суде присяжных мне хотя бы дадут последнее слово. Кстати, могут и не дать — делать им больше нечего, как только слушать всяких малолетних злодеев…
Когда меня втолкнули в жутко грязную камеру предварительного заключения, набитую самым ужасающим отребьем, стало ясно, что до последнего слова я просто не доживу. Суд будет здесь и сейчас. Судя по всему, очень недолгий.
— О, гляньте, какого нежного птенчика до нас донесло?!
— Иди сюда, малыш, мы тебя пощупаем!
— Мальчишку мне, я первый, у меня есть какой-никакой… хе-хе… опыт! Он так похож на мою дочь.
Шестеро или семеро страшных, татуированных, дурно пахнущих уголовных рож в драных лохмотьях потянулись ко мне.
— Рр-р, кого я вижу? Маленький паршивец рыжего мерзавца? — неожиданно раздалось за моей спиной, когда меня практически прижали к решётке.
— Сержант, — не веря своему счастью, обернулся я. — Будьте добры, сообщите мистеру Лису, что меня задержала полиция! Я же ни в чём не виноват! Кто-то отравил пончики, могут пострадать другие люди.
— Право, не знаю, — насмешливо протянул Гавкинс, скаля великолепные клыки. — Помнится, кто-то дерзил мне в прошлый раз?
— Я больше не буду.
— Не будешь, маленький негодяй, ты уже много чего не будешь. Тюремная камера быстро вправляет мозги, а уж как твои новые друзья-уголовники умеют учить вежливости и послушанию…
— Сэр, умоляю вас, помогите мне! — в отчаянии закричал я, но все вокруг только смеялись. И доберман, и дежурный офицер, и мои сокамерники.
— Эй, парни, поможете полиции сделать из этого плаксы человека? Уж ночь-то он точно проведёт здесь.