Мой век – двадцатый. Пути и встречи
Шрифт:
Через час он получил телеграмму о самолете. В полном недоумении и отчаянии он пытался сообразить, чем мне можно помочь и как сообщить о случившемся моей семье.
Дело в том, что с тех пор, как я уехал в Россию, это были первые поступившие от меня сведения. Затем он получил мою первую телеграмму и начал понимать в чем дело. Тогда он сел на первый же поезд до Риги, что, наверное, было самым разумным решением.
Я приехал встречать его на вокзал на только что полученном из-за границы сверкающем лимузине Наркоминдел а. Наш достойный представитель, очевидно, наслышался о
С помощью двух здоровенных носильщиков мы перетащили его багаж в машину. Когда он ее увидел, у него даже рот открылся от удивления.
’’Боже мой, это что — ваша?”
Я только улыбнулся. ”Я думаю, было бы неплохо раздать часть ваших припасов людям на вокзале. Смотрите, сосиски вываливаются из пакетов”.
”А разве нам они не нужны?”
’’Если вы со мной, то нет, — ответил я с таким видом, как будто стоял во главе Торговой палаты. — А теперь давайте отдадим эту еду тем, кто в ней нуждается”.
Мне удалось сохранить серьезное выражение лица, но это было не так-то просто. Мишелю говорили, что в Москве продукты — это сама жизнь, и вот теперь я, ’’старожил”, небрежно советую ему отделаться от его драгоценного груза. Ручаюсь, если бы не машина, он наверняка бы отказался. Однако машина — это было уже нечто конкретное. В результате местным мальчишкам досталась богатая добыча, и мы отъехали от вокзала под громкие приветствия в адрес Америки.
Во дворце сахарного короля я поместил задумавшегося и вопреки обыкновению всю дорогу молчавшего Мишеля в соседнюю со мной комнату.
’’Может, хотите перед обедом принять горячую ванну? — небрежно предложил я.
– Я скажу, чтобы приготовили. Обед будет подан в гостиной. Что вы предпочитаете: рейнское или бургундское?”
Мишель — человек светский. Он объездил мир вдоль и поперек и гордился тем, что никогда не попадал впросак. Любит и поболтать при случае, но на этот раз он просто онемел. ’’Так вот, оказывается, какая Москва”, — произнес он запинаясь. Он глазел на меня, как ребенок, не понимающий, что ему говорят. Я позвонил и по-русски попросил приготовить ванну и заказал обед. Мишель все еще безмолвно таращил на меня глаза. Через некоторое время он сказал слабым голосом: ’’Похоже, вы здесь неплохо устроились”.
Я расхохотался, и он пришел в себя. ”Не знаю, как вам это удалось, да это и неважно, но должен сказать, что получилось у вас здорово. Несите ваше бургундское — это как раз то, что мне сейчас нужно”.
После приезда Мишеля мы ежедневно проводили совещания с различными учреждениями по вопросам, связанным с новой концессией. Русские с готовностью шли нам навстречу, но как раз перед подписанием окончательного текста концессионного соглашения я как-то упомянул слова Ленина, что, если мне понадобится помощь, я непременно должен ему об этом сообщить.
’’Что? — воскликнул Мишель.
– Он вам так и сказал?”
”Да, — ответил я, - но думаю, помощь нам не понадобится”. ’’Черта с два не понадобится,” — сказал Мишель, торопливо вставляя лист бумаги
’’Мне на ум приходит тысяча вещей. Вот послушайте. Прежде всего, как насчет помещения? Насколько мне известно, до сих пор об этом еще не говорилось. И потом, вопрос транспорта. Думали ли вы о том, как мы будем добираться до Урала?”
И мы начерно написали докладную, озаглавив ее ’’Поправки к концессионному соглашению по разработке асбестовых месторождений”, в которую включили пункты о предоставлении нам конторских и складских помещений, виз, телеграфной связи и железнодорожного транспорта.
’’Это, пожалуй, все”, - сказал Мишель. Мы позвонили в канцелярию Ленина, и через десять минут на велосипеде прибыл курьер, чтобы забрать нашу докладную записку. Этой написанной в такой спешке докладной предстояло сыграть важную роль в нашей деятельности в Советском Союзе.
Когда концессионное соглашение было наконец подписано, оказалось, irro в него включена наша докладная, скрепленная подписями Ленина и секретарей Председателя Совета Народных Комиссаров Горбуновой и Фотиевой. Глава советского государства не изменил и не добавил ни слова. Документ получил его полное одобрение и оказался бесценным для нас.
Помимо всего прочего, он давал нам право прицеплять к любому пассажирскому поезду товарные вагоны с продовольствием и снаряжением для рабочих асбестовых рудников. В дни, когда на транспорте еще царила полная разруха, это давало нам огромные преимущества.
Наш контракт — первая предоставленная американцам концессия — был подписан в Наркоминделе 28 октября 1921 года со всеми церемониями, обычными при подписании мирного договора. От имени советского правительства под документом, украшенным огромной красной печатью величиной никак не меньше блюдца, поставил свою подпись заместитель наркома иностранных дел Литвинов. Его также подписал Богданов, бывший тогда Председателем Совнаркома, впоследствии он работал Председателем Амторга, организации, с 1925 года представлявшей в Соединенных Штатах Наркомат внешней торговли Советского Союза.
Теперь, когда концессия была подписана, надо было найти подходящее помещение для работы. В то время в Москве было множество пустующих учреждений. Вооруженные концессионным соглашением, мы с Мишелем пошли в Мосгоржилотдел, который выразил готовность помочь и тут же отправил нас осмотреть несколько домов в сопровождении одного из своих сотрудников. Тот сразу же привел нас к величественному четырехэтажному зданию с мраморной облицовкой в центре Москвы, в котором раньше располагался солидный банк.
”Ну как, подходит?” - спросил сопровождающий. — Оно в хорошем состоянии, хотя, может быть, вначале его будет трудно отапливать. Но думаю, мы сможем это организовать. Надеюсь, места здесь для вас достаточно”.
”Как, — удивленно спросил я, - все здание? А как насчет оплаты?”
”Ну, оплата чисто символическая”, - улыбнулся он и назвал сумму в советской валюте, соответствующую примерно тридцати долларам в месяц - в то время пустовало такое количество помещений, что власти были рады сдать их хотя бы просто для того, чтобы они не разрушались дальше.