Мой внутренний Элвис

Шерер Яна

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Чего? — Нелли делает вид, что не понимает.

— Ну, что ты беременна!

Потом она улыбается.

— Теперь ты это знаешь.

— Ага, — больше ничего ей в голову не приходит.

Нелли не выглядит несчастной, требующей утешения, наоборот, она вовсю радуется жизни. Закидывает рюкзак за спину и трогается в путь. Я беру свои вещи и догоняю ее. Конечно, Нелли направляется прямиком к «Уолмарту». Когда мы проходим через раздвижные двери, я останавливаюсь.

— Что

еще? — Нелли оборачивается и нетерпеливо машет рукой.

— Обещай мне, — шепчу я, — что ты ничего не украдешь. Хорошо?

Нелли кивает.

— Хорошо, обещаю.

Все оказалось легче, чем я думала.

Нелли идет вдоль полок, останавливается у отдела для туристов и целую вечность рассматривает походную плитку. Я тяну ее за свитер.

— Она слишком дорогая. Пошли!

Если мы купим себе походную плитку, у нас не останется денег, чтоб хоть что-то на ней приготовить, Нелли не может этого не понимать! Но она не уходит.

— Я просто хочу посмотреть.

— Хорошо, тогда я схожу в другие отделы.

Я хочу взять свой рюкзак, но Нелли говорит: «Оставь его тут, зачем таскать его на себе». «Ладно». И я ухожу.

Иду вдоль полок с тряпками, картонной посудой всевозможных цветов, рабочими инструментами и электрическими приборами и останавливаюсь в отделе игрушек у полки с куклами Барби и вещами для них: Барби в розовых платьях, розовые машинки, розовые собачки, розовые кораблики и розовые домики мечты любой Барби. Розовый цвет пульсирует перед глазами. Я вспоминаю двух единственных Барби, которые у меня были, — Барби, занимающихся аэробикой. Папа принес их с барахолки. Я ужасно хотела куклу Барби, а мама не разрешала.

— Они слишком овеществленные! — считала она.

— Но у них такие красивые светлые волосы и розовые платья! — возражала я.

— Вот именно! — отрезала мама и не купила мне куклу.

У обеих кукол, купленных папой, волосы уже свалялись, и они были одеты в розовые гимнастические костюмы, на ногах лиловые гетры, а в волосах розовые ленты. Не знаю, зачем папа принес двух сразу, наверное, он решил, что это однояйцевые близнецы и их нельзя разлучать.

Купив мне Барби, папа нарушил сразу два маминых запрета: запрет-на-барби и запрет-на-игрушки-с-барахолки. Маме они кажутся мерзкими. Наверное, именно поэтому папа то и дело приносит игрушки со старых развалов или блошиных рынков, когда ищет там свои допотопные железнодорожные справочники.

Когда я думаю про это, меня вдруг словно поражает молнией. Розовый. Плюшевый. Барахолка.Кларина розовая собака лежит в Кливленде, в спортивном зале, в углу.

Она мне этого никогда не простит.

Я гляжу на розовые вещи для Барби, и слезы выступают на глазах. Клара доверила мне своего любимца, единственное, что она взяла в путешествие, а я его потеряла. Вчера ночью мне было наплевать на то, что Джордж пинком отправил его в угол.

Я осматриваю полку. В самом низу и вправду лежат розовые плюшевые игрушки. Но собаки тут нет, есть только заяц, которого,

наверное, можно выдать за собаку. Я держу его в руках и думаю о том, как несколько лет назад забыла в поезде любимую куклу и три дня оплакивала ее. На четвертый день папа пришел с куклой, которая чем-то напоминала старую, и говорил, что нашел ее в бюро находок на вокзале. Я была оскорблена до глубины души — неужели папа может считать меня такой дурой. «Нет, так не пойдет», — сообщаю я розовому собако-зайцу и кладу его обратно на полку. И иду к Нелли.

— Куда ты провалилась? Ты думаешь, что я вечно буду стоять тут и рассматривать походные плитки?

Беру рюкзак.

— Именно так оно все и выглядело.

Нелли пыхтит и идет к кассе. В руке у нее банка с равиоли. Понятия не имею, где она решила их приготовить, хотя, может быть, она собирается есть их холодными.

На кассе нам не приходится долго ждать. Нелли кладет банку на ленту.

— Тридцать три цента, — говорит кассирша. Нелли платит, берет банку и устремляется к выходу.

— Хорошего дня! — говорит кассирша.

Я киваю и иду за Нелли через раздвижные двери.

И тут срабатывает сигнализация.

Громко и пронзительно.

Сначала я хочу сорваться с места и бежать, но все-таки остаюсь на месте и только пожимаю плечами. Забавно, пару дней назад мы без проблем вышли из супермаркета с ворованными вещами, а сегодня, когда у нас в карманах ничего нет, орет сигнализация. Я оборачиваюсь, чтоб улыбнуться Нелли. Но ее нет.

Вместо нее ко мне подходят два огромных мужчины в объемных голубых куртках, на которых справа спереди написано «Security».

— Будь так добра, следуй за нами.

Один из них приглашающе указывает вперед. Я киваю и иду за ним. На минуту меня охватывает страх, что я по ошибке что-нибудь положила в карман. Розового зайца?

Охранники заводят меня в маленькую комнатку и закрывают дверь.

— Садись, — один из них показывает на стул, стоящий у крошечного стола.

Я сажусь.

— Ты позволишь? — другой берет мой рюкзак. Киваю. Что тут еще сделаешь, не скажешь же «Нет?» Постепенно до меня доходит, какая же гадость — вся эта их искусственная вежливость. Мужики затаскивают меня в каморку, запирают, роются в моем рюкзаке, не забывая при этом добавить все эти «Ты позволишь» и «Будь так добра», чтоб никто-никто не смог сказать, что они лишают меня свободы и совершают самое настоящее насилие — а ведь так оно и есть на самом деле. Я же ни в чем не виновата.

— Вот оно!

Я поднимаю глаза.

Один из охранников вытаскивает из моего рюкзака зеленую картонную коробку.

— Что? — я хочу встать и посмотреть, что это, но второй охранник кладет руку мне на плечо и вжимает в стул.

— Не шевелись.

Я сижу и таращусь на коробку. Что там? И как она оказалась в моем рюкзаке?

Охранник положил коробку на стол передо мной.

— Вот ты странная. Другие девчонки крадут косметику или тряпки. Ты — первая, кто украл туристическую плитку.