Мой враг, мой любимый
Шрифт:
– Тебе еще нельзя вставать, Кирнан!
– Да и тебе тоже, Дэниел! – отозвалась она.
Оба рассмеялись. Кирнан порывисто обняла молодого человека, а он нежно поцеловал ее в лоб.
– Как ты себя чувствуешь? – озабоченно поинтересовалась женщина.
– Гораздо лучше, – заверил ее Камерон-младший. – Я просто хотел сообщить, что в восторге от своего племянника.
– Он и в самом деле чудный парень, – кивнула мамаша. – Правда, наполовину янки, но я его все равно люблю.
– Правильно, – кивнул Дэниел. – И пусть даже отец его янки, он
– Я люблю его, – отозвалась Кирнан.
Камерон-младший улыбнулся:
– Вот и отлично! А теперь ложись-ка в постель, да и мне надо отдохнуть.
Кирнан послушно отправилась в постель. В комнату вошла Джейни, принесла завтрак. Затем Джон Маккей потискал внука, а потом Джейкоб, придирчиво оглядев малыша, изрек, что крошка выглядит вполне прилично.
Словом, в это утро молодую мамочку навестили все, кроме Джесса.
– Где он? – спросила Кирнан у Кристы.
– Чем-то занят в кабинете, причем уже давно. Подозреваю, что он там уснул. Пойду проверю.
– Не надо, – остановила Кирнан подругу детства, – я сама схожу.
– Ну что ты! – запротестовала та. – Джесс рассердится, если увидит, что ты встала.
– Но я хорошо себя чувствую! Дэниелу-то он разрешил встать, почему же мне нельзя? Не беспокойся, я сейчас же вернусь.
Причесавшись и надев свежий халатик, миссис Камерон взглянула в зеркало и тут же прыснула, заметив изумленный взгляд Кристы.
Выйдя из спальни, она очутилась в картинной галерее. С улыбкой смотрела Кирнан на гордые лица мужчин и прекрасных женщин – представителей и представительниц славного рода Камеронов.
– Как хорошо, что я дома! – прошептала она радостно.
Миновав гостиную, Кирнан отворила дверь кабинета и заглянула внутрь. Джесс действительно был там.
Голова его покоилась на спинке старинного дедовского кресла, в расстегнутом вороте белой рубашки виднелась загорелая шея. Видимо, вечером, приняв ванну, новоиспеченный папаша переоделся – теперь на нем была цивильная одежда.
Он безмятежно спал.
Кирнан в задумчивости закусила губу. Может быть, ей не стоит его тревожить? Ведь ему скоро возвращаться, пусть хоть немного отдохнет. Наверное, вчера он допоздна работал, разбираясь с семейными делами. Но он вот-вот уедет!
Значит, пока он здесь, она побудет рядом.
Кирнан тихонько проскользнула в кабинет и закрыла за собой дверь. И в ту же секунду Джесс открыл глаза.
– Ты как здесь оказалась? – нахмурился он.
Не ответив, она подошла к столу и внезапно смутилась.
Столько всего произошло между ними за эти годы!
А теперь вот еще и малыш…
– Просто захотела повидать тебя, – едва ли не виновато произнесла она.
Джесс решительно встал и, обойдя вокруг стола, порывисто обнял жену, подхватил ее на руки и опустился в кресло.
– Еще раз спасибо тебе за сына, – произнес он.
– Ах, Джесс, а я-то и не подумала тебя поблагодарить! – испуганно отозвалась она.
– Не стоит. Я делал это с удовольствием, – рассмеялся довольный папаша.
– Ну,
«На этот раз», – мысленно добавила она. Ведь война еще не окончена.
А Джессу, как и Дэниелу, тоже предстояло вернуться туда. И все же Кирнан попыталась отбросить мрачные мысли.
– И папа поправился. Ну, разве не чудесно? – торопливо продолжила она. – А у нас с тобой родился сын… Такой хорошенький, верно? Хорошо, что мальчик. Девочки, конечно, тоже милые создания, взять вот хотя бы Патрисию. А ты кого хотел больше, мальчика или девочку?
– Девочка – это прекрасно! – с жаром заверил ее Джесс. – Но, по правде говоря, сейчас я рад, что родился мальчик. – Он откинул непослушную прядь волос со лба любимой. – Ведь война еще не кончилась. Я сражаюсь на стороне северян, Дэниел – на стороне южан. У меня теперь есть сын, и думаю, мой отец был бы доволен, доживи он до этого дня. Потому что…
Он внезапно умолк.
– Потому что теперь род Камеронов не прервется, даже если вы с Дэниелом погибнете? – дрожащим голосом закончила Кирнан.
Джесс прижал ее к себе.
– Я люблю тебя, Кирнан, люблю тебя уже много лет. Я всю ночь сидел здесь и думал… Мне всегда казалось, что надо сражаться за то, что дорого, но теперь стало ясно, что я слишком люблю тебя, Кирнан. Поэтому я подаю в отставку. Поскольку к южанам я все равно не примкну, мы можем уехать из Виргинии, скажем, на Запад или в Европу, если хочешь. Или…
Она закрыла ему рот рукой. Слезы медленно катились у нее по щекам.
– Неужели это правда, Джесс? Ради меня?
Он, как всегда, лукаво усмехнулся:
– Да. Ради тебя я отдам жизнь, сердце, душу – словом, все-все.
– О, Джесс! – воскликнула она, не веря своим ушам.
– А сможешь ли ты когда-нибудь полюбить меня, Кирнан? Ведь в душе я янки – тот, кто в синем.
– Я люблю тебя, Джесс, люблю всем сердцем! Когда-то – меня беспокоило, что я так страстно, так отчаянно люблю янки. А потом успокоилась, услышав мудрые слова о том, что люблю не янки, а человека. Так оно и есть, Джесс! Я люблю тебя, и мне не важен цвет твоего мундира – ведь не от мундира зависит суть человека…
Джесс закрыл ей рот поцелуем. Долгим, горячим поцелуем, исполненным нежности и страсти.
Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Кирнан с улыбкой взглянула на мужа.
– А знаешь, я не хочу ехать ни на Запад, ни в Европу… – загадочно начала она.
Он нахмурился, не зная, куда она клонит. В его кобальтово-синих глазах сейчас сквозило недоумение.
– Ты ведь врач, Джесс, причем очень хороший. Да что там, самый лучший врач на свете! Ты возвращаешь людей к жизни. И наверняка потом в глубине души корил бы себя за то, что отказался от своего призвания.