Мой выбор предрешает вечность
Шрифт:
Разве не будет преследовать их на каждом шагу смех Элис, разве не будут раздаваться возмущения Эдварда, уловившего в чьих-то мыслях нечто хулиганское и провокационное, разве не будет слышаться спокойный голос Джаспера, фильтрующего чужие эмоциональные бури, но стойкого и надежного как скала и, наконец, разве не будет вспоминаться еще одна потерянная дочь семейства, самая молодая, самая безрассудная, но все еще любимая большинством оставшихся Калленов … - Белла.
Увы, все произойдет до обидного именно так, а потому каждый из четверых вампиров в доме занимался одним и тем же делом – паковал вещи.
Эсме несла две
Эсме сидела и думала о том, что ей так хотелось бы провожать Карлайла на работу каждое утро, разнимать спорящих детей, ругать Розали за слишком открытый для школы, по ее мнению, наряд. Да столько всего на самом деле!
Эсме и сама не заметила, как начала плакать. Она не заметила и то, как Эмметт, шедший в эту минуту из гаража мимо холла и лестницы, подошел к матери и обнял ее за плечи.
– Мы справимся, - негромко сказал он.
Эсме очнулась. Женщина чуть улыбнулась сыну, а потом ответила:
– Мы попробуем научиться жить снова.
– Нет, мы не попробуем, мы сможем, мы все преодолеем, потому что мы – одна семья, мы есть друг у друга, - твердо сказал он.
Эсме посмотрела на сына и кивнула:
– Да, ты прав, мы сможем все.
А потом они оба встали и отправились каждый – по своим делам. Эмметт – в кабинет Карлайла, помочь отцу, а Эсме – вниз, упаковать вазы.
И это было правильно: жизнь продолжалась.
Уже справившись со своим делом и поднимаясь обратно наверх, Эсме еще раз окинула взглядом стенд с шапочками:
– Было, было и прошло. Он прав – никто не виноват.
Кто именно этот «он», женщина не уточнила и нам остается лишь догадываться, имела она ввиду Джаспера, защищавшего не так давно Беллу, или Эмметта, только что развеявшего страхи матери.
Эсме попыталась улыбнуться самой себе, но пока у нее получилось плохо. Ну и пусть, она верила, что в следующий раз выйдет лучше.
Тем временем, единственный сын в этой семье помогал отцу собирать книги. Всю библиотеку было решено перевозить, в конце концов, книги – вещи действительно ценные. И запредельная стоимость некоторых экземпляров была тут совершенно не причем.
Карлайл и Эмметт провозились с библиотекой и некоторыми особо важными вещами действительно долго – до самого вечера. Когда они оба вышли в просторный холл и прошлись по первому этажу, то ощущение переезда и тягостное ощущение неотвратимости накрыло их. Дом был почти пуст. От этого, комнаты, конечно, казались еще свободней и просторней,… и пустей. Их следующий дом не будет таким большим, такой большой он им больше просто не нужен.
Наступила ночь. Последняя ночь в этом доме и, хотя
Карлайл и Эсме сидели, обнявшись, на кровати в их спальне на втором этаже. Они иногда переговаривались, но в большей степени – молчали.
Розали и Эмметт отправились на охоту. Девушка действовала на автомате, все больше отдаваясь размышлениям о том, какая новая жизнь ждет их и смогут ли они вообще ее построить. В эту ночь она впервые, пожалуй, признала, что в произошедшем есть лишь малая доля вины Беллы Свон. Она не разрушала их жизнь, нет, конечно, нет, и вовсе не задавалась такой целью. Она просто поступила так, как считала нужным, собственно как и все остальные: Белла ушла с оборотнем, это был ее выбор, так же, как выбор Эдварда – убить в Вольтерре, выбор Элис – обменять свою жизнь на его, пусть и неудачно, выбор Джаспера – последовать за любимой, а тем, кто остался, пришлось лишь мириться с последствиями такого выбора.
Ничего уже не изменить.
Разумеется, Розали пришла к осознанию не сразу, и у нее было два долгих и тяжелых разговора с Карлайлом и с Эсме, но кое-что она уже осознала.
– Эсме, я не понимаю, как ты можешь?! Она же предала нас, всех нас, а ты все равно ее прощаешь, более того, ты ее любишь!
– Конечно, ведь она все равно моя дочь, и, что бы она ни сделала, она ею и останется, - печально, но с уверенностью в голосе ответила женщина.
– Но, Эсме, разве так можно? Я… у меня нет слов, я не понимаю, не могу понять и принять, - растерянно, чуть взволновано, но негромко проговорила Розали.
И она не лгала, она действительно не могла понять ни Беллу Свон в ее нелогичных поступках, ни Эсме в ее стремлении все простить. Для Розали сам факт супружеской неверности казался чем-то настолько неправильным и диким, что у нее волосы вставали дыбом, когда она, чисто теоретически, разумеется, думала о том, что могла бы изменить мужу. Розали понимала, что есть такая вещь как любовь, понимала, что любовь начинается и проходит, но, ведь Белла (хоть Розали и была всецело против обращения) показывала вполне определенные чувства к Эдварду, но, с точки зрения блондинки, если чувства были, то они не могли бы пройти за пару недель, ведь так? А если так, как считала она, то, выходит, что чувств-то и не было! Или Джаспер прав, и любовь у Беллы была?
Розали поняла, что она окончательно запуталась. Все шло не так.
А понять Эсме она не могла тем более! Белла хоть и не делала это целенаправленно, но все-таки разрушила их семью. Она была первопричиной! Как теперь ее можно было простить, как ее можно было понять и любить тем более? Розали и раньше-то не жаловала «новую сестру», а теперь прониклась к Белле отвращением. Не ненавистью и жаждой мести, как Элис, а именно отвращением, потому что Розали понимала, что подобным образом она не поступила бы никогда. И в этом, стоит признать, девушка была и уверена, и абсолютно честна с собой – Розали действительно не поступила бы так, как Белла. Институт семьи для блондинки всегда стоял на первом месте, а может, все дело в том, что Розали-то как раз, в отличие от Беллы, в такой ситуации никогда не находилась, потому что встретила свою вечную вампирскую пару и ей, конечно, легче было рассуждать о подобном. Розали просто не с чем было сравнить, за неимением такого опыта, как говорится.