Мой запретный
Шрифт:
На экране нет ничего кроме плеера и ползунка. Это аудиозапись. Я делаю громкость выше. Из динамиков раздаются мужские голоса.
– Я хочу убрать его. Эта падла испортила мои планы.
Это Рома. Я узнаю его!
– Ты уверен, что жизнь человека стоит клуба? – раздается второй голос. А это Давид.
– Это бл*ть мой бизнес и мой спорт, Давид! Варламов – мразь! Он подставил меня, опозорил! Его нужно убирать, по-другому – никак, понимаешь?!
– Ты хоть понимаешь, какая война пойдет?! За Потапом стоят серьезные люди, нам не будет жизни в городе, когда все узнается!
– А ничего не узнается.
– Кирсанов не пойдет на такой риск!
– Тогда пойдем мы. Если ты не со мной, я сам со всем справлюсь.
Дорожка заканчивается. В груди все сжимается от боли. Получается, это он? Это все Рома? Он хотел убить Луку, а под пулю попал Потап. Меня вдруг начинает тошнить. В глазах становится мокро, но я гоню прочь слезы, понимая, что сейчас я не имею права давать слабину.
– Твой братец не послушал меня, - продолжает Давид.
– Понял, что я не разделяю его взглядов и не стану помогать. Тогда Рома решил исполнить все сам. Заплатил бабки двум уголовникам. Они только что откинулись с тюряги, работы не было. Он хотел красиво все обставить...
Давид что-то нажимает в телефоне и снова протягивает его мне. На этот раз на экране фото оружия.
– Это пистолет, из которого застрелили Потапа... На его месте должен был быть Варламов, - произносит с презрением.
В этот момент моя ненависть к Давиду возрастает во сто крат.
– Ну и что? Что ты хочешь сказать? Ты собираешься нести в полицию пистолет из которого ублюдки убили Потапа? Так неси...
Он ухмыляется. Оскар опускает ладонь на мою руку, желая успокоить.
– Я бы мог отнести, но если я это сделаю, пострадает не только Рома. Пистолет принадлежит Глебу. Это именно тот ствол, который пропал у него ровно три месяца назад, - мужчина переводит взгляд на Оскара. Я чувствую как напрягается каждый мускул последнего. Он в таком же шоке, как и я.
– Рома подставил Глеба? – слетает тихое с губ.
Давид пожимает плечами.
– Может, хотел иметь рычаг воздействия на него, а может просто из чувства ревности и злости. Но попадут в тюрьму оба твои брата, милая...
Давид подходит ко мне, присаживается у ног. Оскар напрягается, готовый в любой момент отразить его атаку.
– Я хотел вломить твоего братца... Кирсанов – мой дядя. И я был приставлен к Роме в качестве сдерживающего звена. Дядя знал, что Рома тот еще долб*еб с манией величия. Но Рома подставил его... Люди Потапа из ФСБ вышли на парней Кирсанова и повесили дело на него. Дядю убили в камере, по всей видимости отомстили от имени Илая. А я решил во что бы то ни стало разобраться в случившемся. Я хотел сдать их полиции еще год назад, именно тогда я докопался до правды. Но потом появилась ты, - на последнем слове его голос вдруг становится хриплым. Давид смотрит мне в глаза, и то, что я вижу в них сейчас – ужасает.
– Младшая сестра, взявшаяся невесть откуда. Я с первого взгляда понял, что ты моя, Ия, - он потянулся, накрывая ладонью мое колено. Я задрожала всем телом от отвращения.
– И ты будешь моей, - прорычал сквозь зубы, когда я скинула его ладонь.
– Если не хочешь, чтобы твой братец Глеб, который ни в чем не виноват, сел в тюрьму.
Я не верила ни единому его слову. Я не хотела верить, отказывалась. Но этот чертов телефон и запись на нем,
– Как ты собираешься доказывать, что именно из этого ствола совершено убийство?
Давид пожал плечами.
– Элементарно. Пули. Они, есть в вещ доках. Сопоставить с оружием будет проще простого.
По горлу поднималась желчь.
– Поэтому Рома так рьяно пытался выдать меня за тебя?
Давид пожимает плечами.
– Не хотел расстраивать тебя.
Он убирает телефон в чемодан. Оскар поднимается с дивана.
– Остынь, Оскар, - произносит Давид, не оборачиваясь.
– Конечно же, у меня есть копии, которые в случае чего попадут куда надо. Так что не советую тебе трогать меня.
Оскар замирает. Вижу, как сжимаются его кулаки. Давид же вполне доволен собой.
– Свадьба в субботу. Я договорился. Два дня тебе завершить все свои дела, уволиться из богадельни Нейманов. В понедельник мы улетаем.
Давид забирает чемодан и направляется к выходу.
– П*д*р, - цедит сквозь зубы Оскар.
Давид улыбается, замирая в дверях.
– Главный приз ведь у меня, верно? Так кто и нас п*д*р? А? – он подходит к Оскару вплотную. Вижу, что второй уже на грани.
– Не надо, - я встаю между ними. Меня трясет.
– Оскар, пусть идет...
Чувствую на себе внимательный взгляд Давида.
– Два дня, Ия. И я несу все это в полицию.
Я хочу выбежать из дома. Хочу выбраться из этих стен. Они давят на меня. Кажется, сам воздух в этом здании испорчен гнилью и смрадом.
Хочется кричать. Плакать. А еще бить все, что попадется под руку. И лучше бы это оказалось лицо Ромы. Но тяжелая мужская рука вдруг ложится мне на плечо, заставляя остановиться у самой двери.
Обернувшись, смотрю сквозь пелену слез на Оскара. А в кармане телефон вибрирует. Это Варламов ищет меня. Только не знает еще, что не стоит уже искать.
– Ия, ты не обязана это делать, - в глазах Оскара гнев. Он смотрит на меня в упор, будто желает убедиться, что я правильно все поняла.
– Я не могу... Он ведь сделает это... – хрипло, заикаясь от боли.
– Ия... Ты меня не слышишь.. – его голос тихий, недовольный.
Я улыбаюсь сквозь слезы, достаю телефон. На экране Лука. Строит смешную рожицу. Я фотографировала его вчера, в доме Остапа. В груди все тисками давит.. и больно так, что сдохнуть хочется.
– Прости, Оскар. Мне пора. Созвонимся, - я выхожу из дома, спускаюсь по ступенькам, украдкой смахивая с глаз слезы. Прикрываю глаза, пытаясь взять себя в руки. Я должна поговорить с ним. Чтобы он успокоился. Не хватало, чтобы Лука принялся трясти Марику, а потом сорвался сюда ко мне.
– Эй, я думала, ты будешь работать, а не названивать Варламов. Неужели без меня уже и пол дня не можешь протянуть? – усмехнулась, старясь, чтобы голос звучал бодрее.
– Эй, Ослик. У меня в штанах подъемный кран. Ты хоть понимаешь, как сложно мне ходить?
– Наверное, неудобно. – смеюсь. А сама глаза прикрываю, а по щекам слезы. Голос его такой родной, такой любимый. Самый лучший, самый мелодичный, способный вытянуть меня из самой глубокой ямы.
Неужели это все? Наши отношения закончатся, не успев и начаться? Неужели мне никогда не стать его, а ему моим?