Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман
Шрифт:
— Глухари… Далековато. — сказал Гераська. асам поднял ружье и выстрелил.
Одно пятно осталось на месте. Подошли. Гераська подержал глухаря в руках, подивился, что на таком расстоянии достало ружье. Положил птицу на снег и шагами стал измерять, сколько до нее было. На подбитых нерпичьей шкурой лыжах можно идти не скользя, обычным шагом. Вдвоем нашли место, откуда стрелял. Насчитали девяносто четыре шага. Вернулись назад, к глухарю… А его нет. Отлежался, опомнился от контузии — и улетел.
— Так и надо. — проговорил наконец Гераська. — Если за столько шагов сбивать, никакой дичи не будет.
Когда
В долине ручья остановились у дерева с большим, похожим на дупло расщепом. Второй вход в дупло Гераська затрамбовал, чтобы соболь мог подобраться к приманке только с одной стороны. Положил в дупло кусок мороженой рыбы, а перед ним поставил капкан, пружиной внутрь дупла. Слегка припорошил его мелкой трухой. Случайный обломочек покрупнее осторожно снял пальцами, чтобы он не помешал дугам сомкнуться. Вокруг дерева разбросал сор — темное пятно на снегу тоже было приманкой.
Гераська не первый год промышлял в этих местах и знал, где чаше всего бывают соболи.
— А как в незнакомом месте ставить капканы? — спросил Витька. — Как понять, где соболь чаше бывает?
— Чего понимать? Когда этим делом интересуешься, много в тайге бываешь, глядишь, какими местами он ходит, замечаешь, чего ему интересно. Сам научишься на тайгу по–соболиному смотреть.
На снегу Витька заметил то ли черную дырку, то ли уголек. Он бы и не обратил на него внимания, но уголек чуть подвинулся к дереву. Витька присмотрелся и понял — это глаз зайца. И сразу увидел всего зверька с плотно прижатыми ушами, кончики которых тоже были черными. Белый заяц все же чуть выделялся на синеватом снегу. Зверек лежал у основания наклонной березки. Позади него, у ствола, темнела в снегу нора. Такие норы часто бывают в каменноберезовом лесу под наклонными деревьями. Может, ветер сильнее качает такие деревья, а может, наклонный ствол придерживает немного снега. Как бы там ни было, но под стволами всегда есть небольшая, похожая на нору пустота. Туда и приладились прятаться зайцы. Пережидают в них непогоду, скрываются от врагов.
Завидев людей, заяц вдавился в снег. Обычно, когда подходит человек, зверек осторожно выбирается из норы повыше, чтобы удобнее было удирать. Витька подходил все ближе, а заяц и не собирался бежать. При каждом шаге подавался немного назад, в нору. Когда Витька подошел вплотную, заяц спрятался в нее. А когда Витька отошел и обернулся, белая мордочка опять торчала из норы и следила за ним.
Последний капкан поместили в лунку, оставленную ночевавшим в снегу глухарем. Для приманки положили кедровку.
Когда вышли из распадка на увал, хорошо было видно вершины повеселевших на солнце гор. Каменноберезовый лес забирался далеко на их отроги. Пошли проверять капканы, настороженные вчера. В полумраке дупла лежало на трухе полрыбины. Вдруг рубленный топором мороженый рыбий хвост вздрогнул и повернулся. Это было так неожиданно, что не сразу сообразили, что произошло: из куска рыбы выскакивали крохотные землеройки. Это они сожрали рыбу изнутри, а когда услышали шаги, засуетились в панике в
Гераська выбросил рыбью кожу, набитую зверьками, и положил в дупло новый кусок рыбы.
— Теперь кто быстрее — соболь найдет или они все сожрут. Давно такой напасти не было. Их ни один зверь не ест, а они все жрут: хочешь рыбу, хочешь мясо, как теркой стирают. Соболь попадет — и его сожрут, как только в капкане замерзнет.
Неприметные недавно дырочки в снегу, короткие строчки, бороздки следов теперь поневоле обращали на себя внимание. Стали приглядываться и всюду — в распадках, на гривах, у ручья — встречали их множество. Значит, множество было и землероек.
Гераська издали понял — в капкан попал соболь. Снег вокруг дерева, на котором стоял последний капкан, был темным от мусора. Это заметное издалека пятно на снегу заставляет даже самых степенных промысловиков прибавлять шагу. А Гераська вовсе не был степенным. Он почти побежал, стараясь рассмотреть меж деревьев, цел ли соболь…
Соболь был цел. Он не вырвался из капкана, и, главное, его не сожрали носатики, как звал землероек Гераська. На тросике, которым был привязан капкан, соболь повис на суку, и они не смогли до него добраться.
Это была удача. Но вскоре за ней последовала и неприятность. В узком распадке Гераська заметил вдали диких оленей. Они стояли на месте и жались к крутому откосу.
— А я голову ломаю, отчего это заяц не бежал, а в нору пятился… — сказал Гераська. — Видишь, олени в распадок забились? А он поперек ветра, значит, метель заскребет… Только нам ее и не хватало.
К палатке пришли, когда ветер уже подгонял, подталкивал в спину. В небе горело закатное солнце, а внизу метался, все больше разъяряясь, ветер. Белая пелена шевелилась над снегом.
— Лешку надо отвязать, — вспомнил Гераська. — Пускай сам рыбу ловит, чтобы в пургу к нему не ходить.
Витька отвязал пса, и он тут же обежал всех собак и с каждой как будто о чем-то поговорил. Только к Букету не посмел приблизиться.
— Это он их Рябого бить зовет, — сказал Гераська.
Собаки и правда двинулись к Рябому…
Но драка была недружной, и вскоре псы разбрелись. Рябый отряхнулся, потоптался на месте, шлепнулся на бок и свернулся клубком. Лешка все еще прыгал вокруг него, но в одиночку кусать не решался.
Вокруг палатки быстро вырастал белый барьер. Ветер сдувал рыхлый снег, переносил с открытых мест в распадки, с отрогов гор гнал к океану. По редкой каменноберезовой тайге снега неслись свободно, ровняли все бугры и впадины. Не подступая вплотную, рос сугроб и вокруг палатки — как будто накрывал ее белой перевернутой воронкой. Потом ветер задвинул снегом дыру над палаткой и струями колючих снежинок принялся обтачивать ржавую железную трубу.
Гераська, чтобы взять дров, откинул край палатки. Витька приподнял кружку со свечкой. В снежных сенях, опустив голову, стоял Хлюст и виновато шевелил хвостом: мол, я ни при чем — занесло. Гераська беззлобно заворчал на него.