Моя безумная фантазия
Шрифт:
— У вас, Сент-Джон, опыта больше, чем у меня.
Он лег на постель и вытянулся рядом с ней, словно они уже пресытились ласками и не осталось ни одного места, которое бы не погладили, не приласкали, не поцеловали. Он поднял голову и, опираясь на локоть, посмотрел Мэри-Кейт в лицо.
— Когда я была одета, вы соблазняли меня с большей готовностью, — улыбнулась она.
Но в глазах улыбка не отразилась, в них по-прежнему застыли смущение, отголосок боли, удивление.
— Я был странным ребенком, всегда сначала съедал овощи.
— Так,
— Ты самый восхитительный десерт. Такое блюдо надо смаковать. — Его пальцы прошлись по ее бедру, она вздрогнула. — Тебе холодно?
Дерзкая улыбка заиграла в ее глазах.
— Наоборот, слишком тепло.
— Ты — жаркая женщина. Ее улыбка осветила комнату.
— Я лежу раздетая на вашей кровати. Но мне кажется, здесь я в безопасности, как в своей спальне.
— Так вот чего ты хочешь — безопасности?
— Будь это так, меня бы здесь не было. Он дотронулся до упругой груди Мэри-Кейт.
— Я торговец пряностями, но я еще и граф — Он провел пальцем по ее плечу, поднялся по шее к виску. — Я понял: большинство людей не сознают сущности пряностей. Ты знаешь об этом? — Она покачала головой. — Слишком много специй испортит блюдо. Требуется совсем чуть-чуть, слабый намек. Привкус. — Он коснулся губами ее виска. — У тебя свой, особый вкус. Дурманящий. Очень немногие понимают, что подобную редкость надо ценить и беречь.
— Сначала я блюдо, теперь — пряность.
Он отодвинулся с не менее озорной, чем у нее, улыбкой:
— Да. Крупинка корицы, привкус мускатного ореха, чуть-чуть жгучего перца.
Он очертил — ладонью линию ее подбородка, приподнял голову Мэри-Кейт и прижался губами к ее губам. Поцелуй получился нежный, мягкий, сдержанный.
— Чего ты хочешь, Мэри-Кейт? Чего больше всего хочешь в эту минуту?
В его голосе зазвучало нетерпение: видимо, ему с трудом давалась выдержка.
Мэри-Кейт больше не испытывала смущения. Застенчивость исчезла под напором желания, которое рвалось из Сент-Джона.
— Я хочу, чтобы вы прикоснулись ко мне.
— Где?
Его губы снова были у ее виска, пальцы трогали подбородок. Она прикусила его палец, и Сент-Джон улыбнулся. Мэри-Кейт становится беспокойной, ее жажда нарастает.
Она лежала, не прикасаясь к Сент-Джону, спрятавшись в панцире ханжеской сдержанности. Она вдруг робко протянула руку и провела пальцами по его бедру.
От неожиданности Сент-Джон вздрогнул.
— Везде. — Она коснулась пальцами его подбородка, чувствуя себя распутной, бесконечно порочной. — Поцелуйте меня, пожалуйста.
— Еще одно требование, Мэри-Кейт?
— Вы спросили, чего я хочу.
— Разве? — В его голосе послышалась насмешка. Он не спешил с поцелуем, поэтому она схватила его голову и притянула к себе, ее язык прорвался сквозь преграду его губ. Как хочется смеяться и радоваться такому наслаждению!
— А здесь прикоснуться?
Шаловливая улыбка, ласковая ладонь,
Она обхватила его за плечи и подвинулась ближе. Что же сулят мерцающие глаза и всезнающая улыбка Сент-Джона?
Как хочется снова прижаться к его губам жадным поцелуем, застонать, провести руками по всему его телу, поцеловать его там, где возвышалась горячая и твердая плоть. Тысяча ощущений и побуждений. Ни одно из них не годилось, и все они были верными.
— А здесь?
Это спрашивает она, а не он. Это ее шелковистые пальцы несут ему сладкую пытку.
Сент-Джон перевернул Мэри-Кейт на спину и, раздвинув коленом ее ноги, заставил замереть в странном очаровании. Она лежала не двигаясь — глаза широко раскрыты, рот искушает, умоляя о поцелуе.
Он вошел в нее быстро, но она была готова к этому, выгнулась навстречу и тихо застонала. Их тела были словно созданы друг для друга, напор его движений был продиктован самой природой, их экстаз был ее даром. Арчер сжал плечи Мэри-Кейт.
— Прости, — прошептал он, — я не мог больше ждать.
Она ничего не сказала — не могла сказать. Ее разум полностью поглотили чувства. Заполни меня, дополни меня, заверши. Вот что она произнесла бы, не будь ее мозг сосредоточен на блаженстве, которое дарил ей Сент-Джон.
Она всхлипывала, жадными пальцами стискивала его плечи, если он останавливался. Требовательная, нетерпеливая, как и он, Мэри-Кейт выгибалась, извивалась под ним, неся наслаждение, муку и волшебство.
Глава 23
Его душа будто разлетелась вдребезги. Арчер отнял руку от лица, несколько раз моргнул, пытаясь разлепить глаза.
Поколения Сент-Джонов, мужчин и женщин, смотрели на полог над их головой. Возможно, одни из них не помнили себя от вожделения, а другие, невыносимо скучая, смотрели на семейный герб, красовавшийся над ними.
Арчер потер щетину на подбородке и окончательно открыл глаза. Сон должен приходить как наслаждение, награда за день, проведенный в честных трудах. А он проснулся от чего-то совсем другого. От ощущения волшебства — такого непостижимого, что он задался вопросом: а знает ли он мир?
Он повернулся на бок и посмотрел на спящую Мэри-Кейт. Она тогда вскрикнула. Но не от ужаса, а от полноты чувств: он взорвался внутри нее, испытав неведомую ему прежде глубину переживаний.
Он целовал эти чудные губы, бормотал всякую чепуху, ласкал ее груди и притворялся, что не пал жертвой чар этой женщины. Ложь, а ведь Арчер Сент-Джон способен признать правду. Он начал как опытный и искусный мужчина, а закончил ничего не понимающим невинным юнцом.