Моя блестящая леди

Макмастер Бек

Увы, в темной и тесной карете ей никак не удавалось отогнать воспоминания о том, как это крепкое тело прижималось к ней. Его поцелуй, его вкус, сила его желания вытащили наружу нечто таившееся глубоко внутри. Голод. Только пробудившийся и едва утоленный. Грешные желания плоти, жажду горячих поцелуев и крепкого тела, нависшего над ее собственным.

Она велела себе не думать об этом, но на губах словно остался ощутимый призрак поцелуя. Дурочка, нельзя было этого делать! А хотеть больше — еще глупее.

— Хэвершэмы —

сколько их было? — спросила Роза.

— Лорд Хэвершэм, его супруга, леди Амелия, и трое их детей. Низшая ветвь дома Гете. Найдены в понедельник утром старшим сыном, вернувшимся из игорного дома. Все в особняке разорвано в клочки, включая людей, сам Хэвершэм застрелился. В голову.

— Их разорвал он?

— Мы подозреваем, что да. В его желудке оказалось два литра крови, и у леди Амелии под ногтями нашли кусочки кожи, она пыталась сопротивляться. Рядом с телом Хэвершэма обнаружили нож, размерам которого соответствуют раны на слугах и… детях; орудовали именно этим ножом.

Розалинда отметила, что сначала голос Линча звучал монотонно. Он привычно перечислял факты, но потом запнулся. Произошедшее с детьми ему явно не нравилось.

— Почему он так поступил? — Как бы она ни относилась к голубокровным, происшествие выглядело странно. Хэвершэм относился к мелким лордам, и, несомненно, держал достаточно трэлей, чтобы удовлетворять свою жажду крови — разве что был близок к Увяданию, когда голубокровные бледнели и превращались в безумных ненасытных хищников. — Дело же не в Увядании, не правда ли? — Мысль об этом беспокоила. Роза знала, что случалось, когда в городе на охоту выходил вампир.

Линч отрицательно качнул головой:

— Уровень его вируса жажды держался на шестидесяти процентах.

Значит, не Увядание. Вирус жажды делал голубокровных тем, чем они были, но большая часть Эшелона тщательно следила за своим уровнем. Этого требовал закон, век назад принятый правящим Советом герцогов из-за наплыва вампиров. За каждым голубокровным, чей уровень приближались к семидесяти пяти-восьмидесяти, тщательно следили.

Тех, кто превышал планку, ждала гильотина.

— Дойл сказал, там были дети. — Ребенком Роза насмотрелась достаточно ужасов, чтобы считать свои нервы железными — в конце концов, в части тех ужасов она была виновата сама. Но дети… Это всегда тяжело.

Тихим бесцветным голосом Линч подтвердил:

— Да, у Фэлкона их было двое. Мальчик и девочка. — Он внимательно посмотрел на нее и добавил: — Можете подождать снаружи, если хотите.

— В этом нет нужды. — Она должна доказать свою полезность.

— Я не стану хуже о вас думать. Никто не должен видеть детей в таком состоянии.

Серые глаза затуманились, будто от жутких воспоминаний.

— Как насчет вашей бывшей секретарши?

— Там другое. Тогда жертвой был взрослый, пристрастившийся к крови. Который доизбивал свою трэль

до того, что она перерезала ему горло, пока он спал.

— Перерезала горло? Я думала, его обезглавили.

От подобного голубокровные не могли исцелиться.

— Она наносила повреждения большим ножом много раз, прилагая недюжинную силу.

Розалинда размышляла над услышанным, делая собственные умозаключения. Ей нужно было узнать о нем — своем сопернике — побольше. Но отрицать, что отчасти ею движет обычное любопытство, оказалось невозможным.

— Значит, дети вас нервируют?

— Как бы вас это ни удивляло, иногда я чувствую и даже выказываю эмоции. Я не машина.

Произнесено это было тоном, каким обычно интересуются, не налить ли еще чаю. Розалинда выглянула в окно на затянутую туманом улицу. Ей не хотелось ему сочувствовать. Линч был ее врагом. До нее доходили слухи, что даже в Эшелоне его считали холодным и бездушным. В обществе посмеивались, что у него каменное сердце, он практически машина.

До него, очевидно, слухи тоже доходили.

— Как вы с этим справляетесь? — не удержалась она. — Как можете делать подобную работу?

Линч опустил бумаги:

— Потому что хорошо это умею. Я лучший в своем деле. В каждом нападении на женщину, в каждом убийстве ребенка я могу найти виновных, и, возможно, даже остановить их прежде, чем от них пострадает кто-нибудь еще. И я могу… отстраняться. Есть у меня такая черта характера. Я стараюсь не думать о них как о людях. Вижу только мертвые тела. Ничего, кроме тел. В моих силах убедиться, что виноватый понесет наказание.

Она это понимала, еще как. У самой эмоции выгорели давным-давно. Стало просто задвигать их подальше. Не думать, сосредотачиваться на деле.

Линч же интересовал ее все больше. Что он за человек? Ее противник, туманная фигура на другой стороне метафорической шахматной доски в их игре. Розе нужно было понять его, но с каждым ответом Линч казался ей все человечнее. Плохо.

Он совсем не похож на Эшелон. Или лорда Балфура.

«Не каменное сердце, а каменные стены», — подумалось ей. Воздвигнутые для защиты. Вот возможность одолеть его. Линч не был глух ко всему, значит, у него есть слабое место. Надо только его найти.

Линч опустил взгляд:

— Вы теребите перчатки. Из-за меня нервничаете?

Розалинда тут же выпустила перчатку и сложила руки на коленях:

— Нет. — «Кажется, да». — Просто привычка.

Все из-за его проклятущего взгляда. Она встречалась со многими противниками, нередко и с вооруженными, но от Линча словно чесалась кожа и звенели нервы. Не от страха. Она убила достаточно голубокровных, чтобы знать — неуязвимых среди них нет. Нет, от чего-то другого… Роза сама пока не могла понять, в чем дело.