Моя девочка
Шрифт:
Дан еще какое-то время сидит с нами, выслушивая мою агонию. Пытается поддержать меня каким-то философским бредом, который я пропускаю мимо ушей. Нет, я кивал ему, что-то отвечал, но ничего не соображал. В этот момент меня сковывает страх потерять ее, моего чистого Ангела, маленькую девочку, мою малышку и единственную Любовь. Да, единственную! Мне тридцать три года, и все что до этого я считал любовью, сейчас мне казалось чем-то никчемным и незначительным по сравнению с чувствами к Лине.
Дан с Ксенией уехали домой, а я так и не сдвинулся с места, продолжая сидеть, под светом больничного фонаря. Марина не поддается на мои уговоры уехать домой, или к Антону. Сидит
– Это мы виноваты, - неожиданно произносит она, тихим надрывным голосом, как будто через силу произносит эту фразу.
– Я и Света, но по большей части, наверное, все же я. Леш, я не хотела. Я просто не понимала что несу, наговорила ей того чего нет...
– Что!?
– ни хрена не понимаю, обрывая ее бред.
– Причем здесь ты!? Когда ты с ней разговаривала. Ты виделась с ней сегодня?
– Да, она... - Марина начинает плакать.
– Она приходила утром в больницу. Ты был с Антоном, а я...
– всхлипывает, утирая слезы.
– Она в коридоре стояла, и я.... Сказала ей ...
– Что!? Что ты ей сказала?
– хватаю ее за плечи, немного встряхиваю, чтобы добиться ответа.
– Я прогнала ее. Сказала, что ты не будешь с ней и что она тебе не нужна. Я соврала, и... Леша я не думала, что все так закончится. Я не хотела, я действовала на эмоциях. Я сама не понимала, что несу. Все свалилось на меня за один день и...., - прерывисто оправдывается Марина, не прекращая плакать.
– Я не контролировала себя в тот момент, - продолжает она, а я не знаю, что ей сказать, я просто в шоке от услышанного. Ангелина была рядом в больнице, а я ее не почувствовал! Почему? Слушая Марину, мне хочется ее сильно сжать до хруста костей, чтобы почувствовала как это больно. Всем больно, мне, и самое главное Лине, которая сейчас борется за жизнь.
– Я просто выплеснула на нее свою боль, я не осознавала, что несу... Я даже не могла, себе представить, что она решится на такое. Я звонила Свете, чтобы сообщить о произошедшем, и она сказала, что Лина звонила ей днем, и она ее отругала.
– За что?! За что она ее ругала!?
– Я звонила ей..., - вновь всхлип и нескончаемый поток слез, которые Марина пытается безуспешно подавить.
– Звонила когда ездила домой, и рассказала о тебе и Лине.
– Как вы могли!?
– уже трясу ее, сам находясь в неадекватном состоянии.
– Вы же родные ей люди. Ты, Света. Я могу понять твою боль. Но я же просил тебя не трогать Ангелину на эмоциях. Я просил обвинять меня! Ладно, ты, но Света, она же ее мать. Она не знает, насколько ее дочь чувствительна и ранима!? Что вы наделали? Что мы наделали!?
– отпускаю плачущую Марину, еле разжимая занемевшие пальцы.
– Мы?
– спрашивает Марина.
– Да, мы. Я не снимаю с себя ответственности. Мне все- таки не нужно было ее трогать, приближаться к ней, а задушить все свои чувства и порывы на корню. Я сломал ей жизнь.
– Ты здесь ни при чем, если бы мы со Светой, хотя бы попытались ее понять...
– оправдывает меня Марина. Никогда в жизни не чувствовал себя в такой растерянности. Не дослушиваю Марину, разворачиваюсь и быстро захожу в больницу, чтобы не сорваться и не уйти в обвинения. Все мы хороши! Только моему чувствительному, нежному и ранимому Ангелу сейчас не легче от нашего раскаяния.
***
Утро, которое я так долго ждал, настало гораздо быстрее. Мне было позволено находиться рядом с моей девочкой. Я словно застыл у двери ее палаты, не решаясь туда войти. Мне стало жутко страшно, увидеть
Я все-таки набираюсь мужества и прохожу внутрь, чувствуя как мое сердце бьется в унисон с писком приборов. Подхожу ближе, боюсь притронуться к Ангелу. Она такая маленькая и беззащитная в этот момент. Бледная, почти прозрачная. Трогаю ее хрупкую ручку, невесомо прикасаясь к ней губами, ощущаю насколько она холодная. Мне так хочется ее согреть, вдохнуть в нее жизнь, отдавая взамен свою. Хочется выть от боли, раздирающей меня внутри.
– Маленькая моя, - шепчу ей, немного поглаживая ее ручку, целую пальчики.
– Ангел мой.
– Почему ты решила покинуть меня? Не оставляй меня, молю. Я так сильно тебя люблю. Я не смогу без тебя. Вернись ко мне, моя девочка, - глаза нещадно щиплет от подступающих слез, глотаю их, понимая, что они не помогут. Мотаю головой, отрицая реальность. Боже, за что ты меня караешь? Играешь, со мной? Даешь мне то, о чем я и не мог мечтать и тут же пытаешься отнять. Я не отдам тебе ее! Слышишь, не отдам! Возьми меня, а ее оставь!
Я не знаю сколько времени провел возле ее кровати, постоянно шептал, словно в бреду, прося ее вернуться ко мне, открыть глаза. Время вообще перестало иметь значение. Все вокруг перестало меня волновать. Все, кроме моей девочки. В данный момент я жил, только потому, что ощущал стук ее сердца. Я точно знал, что если оно остановится, то и мое сердце перестанет биться.
Меня буквально выгнали из ее палаты. Доктор сказал, что Лине необходимы процедуры, после которых я вновь могу к ней вернуться. Ровно так, как я боялся заходить в эту палату утром, теперь я боялся из нее выходить. Я до ужаса боялся покидать Ангелину, мне казалось, что пока я с ней, все под контролем, а как только я покину ее, может случиться непоправимое. Но мне пришлось выйти, оставив ее ненадолго.
Как только я прошел в коридор, я окунулся в какой-то хаос из всеобщей женской истерики. Крики и требования женских голосов, перемешанные со слезами, от которых мне хотелось бежать. Марина, на которой нет лица, мать Лины, которая набросилась на меня с кулаками, кричала, обвиняла, что-то требовала. Я не понимал ни слова из того, что она несла, в голове был туман, меня шатало из стороны в сторону. Пока я пытался обойти женщин и дойти до кресла, перед глазами стояло лишь бледное лицо моей девочки. Света цеплялась за мою рубашку и спрашивала, почему меня пускают к ее дочери, а ее нет. Рыдая, говорила, что я Лине никто, и если бы не я, то с ее дочерью ничего бы не случилось. Я был с ней согласен. Но мне хотелось кричать ей в ответ, что, если бы она, как мать поняла своего ребенка и не обвиняла ее ни в чем, нашла нужные слова, возможно, мы бы с ней сейчас не разговаривали на эту тему. Марина пыталась оттащить от меня сестру, что-то ей объясняя, успокаивала.
Когда женщины успокоились и Свету все же пустили ненадолго к дочери, я встал с кресла, чтобы поехать домой переодеться, принять душ, и что-то сделать, чтобы прекратить чувствовать себя мертвым. Двинулся к выходу, толкая перед собой больничные двери.
– Леша, - догоняет меня Марина.
– Ты куда? Домой?
– просто киваю ей в ответ, продолжая идти.
– Леша, Света здесь останется. Не возвращайся сегодня, пожалуйста, поспи, отдохни. На тебе лица нет, глаза пустые, тебя шатает из стороны в сторону. Я просто не могу больше на тебя смотреть в таком разбитом состоянии.