Моя дочь от тебя
Шрифт:
Горько и больно разочаровать ребенка, но что я могла поделать? Такая игрушка нам не по карману. Да и дорого она стоит для простой заводной собаки!
Почувствовав себя ужасной матерью, я с горем пополам уговорила ребенка на другую игрушку, подешевле, и так мы дошли до кассы. Там я расплатилась за покупки, сложила продукты в пакеты и повела дочку в сторону выхода, зайдя еще и в аптечный пункт за лекарствами. Таблетки оказались дороже, чем я рассчитывала. И вообще, цены росли как на дрожжах, что совсем вгоняло в депрессию.
Мы молча шли
Настроение у ребенка вконец испортилось, и даже яркие гирлянды, украшающие голые стволы деревьев, не добавили ей радости. Уже дома я попыталась развеселить ее, набрав ванну с пышной пеной, и Анюта позабыла о собаке. После нехитрого ужина Аня ушла играть в зал, а мы с мамой пили чай.
– Что с тобой, Алин? – спросила она, вглядываясь в мое лицо. – Из-за работы так переживаешь сильно?
– Переживаю, конечно, мам, – нервно сжала я в руках чашку с чаем. – Я очень хочу, чтобы наше положение поправилось быстрее.
– Если бы всё зависело лишь от наших желаний… – философски заметила она.
– Да понятно, что я не на всё могу повлиять, – сказала я. – Но всё же я надеялась получить это место.
– Значит, получишь другое. Что ни делается – к лучшему.
– Наверное, – грустно улыбнулась я. – Может быть, и так…
– Но ты какая-то сама не своя, словно привидение увидела, – не оставляла меня в покое мама, которая всегда очень чутко ощущала мое настроение. А сейчас у меня была та еще буря в душе после встречи с болью моего прошлого – Сашей.
– Так и было, мам, – хмыкнула я.
– Как понять? – нахмурилась она. – Ты о чем?
– Знаешь, к кому я попала на собеседование?
– К кому?
– К Александру Баженову.
– Как? – округлила глаза она. – Он же в другом районе работал! Тебя туда еще после стажировки не взяли, только время потратила на эту контору.
– А теперь он генеральный директор всего концерна и руководитель в головном офисе, – пояснила я. – Наверное, повышение получил. Отец его от дел же отошел и передал всё управление в руки Саши. Я как его в кабинете увидела – аж плохо стало…
– Понимаю, – негромко сказала мама. – Гадский он сын. Чтоб ему пусто было!
– Мам, ну зачем такие некрасивые слова? – одернула я ее, хотя и сама как только его ни называла после всего. – Всё уже в прошлом ведь…
– Да вон оно, прошлое твое, бегает по дому теперь… – вздохнула она. – И слава богу, что тебя туда не взяли.
– Да, наверное, так… – согласилась я с ней. – Не знаю, как бы с ним работала.
– То-то и оно. Значит, и не стоит переживать из-за этого. Бог тебя отвел от этого ирода. Не знает про Аньку – и пущай сдохнет и не узнает. Поменьше с ним контактов держи.
– Да, мам, ты права.
– Конечно права, – осторожно встала она на ноги, опираясь о стол. – Кто тут тебя от истерик откачивал? Мама. Использовал, бросил тебя… Скот форменный, а не мужик. И нечего с ним общаться.
– Спокойной ночи, мамуль, – открыла я ей дверь и помогла выйти. – Пойду нашу стрекозу уложу тоже. Отдыхайте.
– А ты?
– Я еще вакансии посмотрю на ноутбуке.
– А-а… Ну смотри, смотри…
***
– Мамоська, сказку, – попросила Анюта, когда я уже укладывала ее спать после водных процедур.
– Сказку так сказку, – улыбнулась я, гладя ее по светлым кудряшкам, – жила-была принцесса в большо-о-о-м замке. И любила она петь и танцевать, а еще мечтала о принце. Вот только принцев не водилось в ее королевстве, и тогда король и королева устроили грандиозный бал, пригласив туда разных принцев из других королевств. Принцессе сшили самое красивое на свете платье из шелковой паутины и пыльцы цветов, и она была самая-самая красивая.
Дочка слушала затаив дыхание, она очень любила мои сказки, а я придумывала их на ходу.
– Принц увидел принцессу и сразу же влюбился без памяти, пригласил ее на танец и закружил по залу. Вокруг них летали бабочки, порхая маленькими цветными крылышками. А когда наступила ночь, загорелись яркие точки. Это были светлячки… И жили они долго и счастливо, – закончила я сказку, надеясь, что дочка уснула, но она лежала и хлопала глазками, задумчиво глядя на ночник.
– Мама, а у них бывает Новый год? – удивила она меня своим вопросом.
– Конечно бывает. Они устраивают бал и танцуют.
– А конфеты? У них там есть конфеты?
– Да, моя сладкая, и конфеты, и пирожные, и зефир…
– Тогда я хочу тоже быть плинцессой, чтобы у меня было много конфет, – вздохнула она грустно-грустно, бередя мне душу.
Да что за жизнь у нас такая, что ребенок страдает по конфетам и не может поиграть в понравившуюся игрушку? Что я за мать, которая не может купить ребенку всё, что она хочет?
***
Когда она уснула, я заботливо поправила ей одеяльце, поцеловала в пухлую щечку и пошла на кухню, где тихо заплакала, кляня на чем свет стоит ее отца, что был настолько несправедлив ко мне сегодня. Мало того, что опять меня не узнал, так еще и на работу не взял. Сколько же женщин прошло через его постель, если он даже их лиц не помнит? Не заметила в нем никакого узнавания. Ни один мускул не дрогнул, когда он на меня смотрел.
При этом к женской внешности он очень даже внимателен, любит радовать глаз, раз готов взять на работу обезьяну без мозгов, но с ногами от ушей. Там же интеллекта просто ноль, но я уверена, что именно такая претендентка займет вакантное место в приемной Александра Баженова. Он не способен оценить ум женщины.
А мне только и останется, что считать копейки, искать новую работу и воспитывать безотцовщину, ведь папа моей малышки не помнит нашу ночь. Для меня она значила всё, он был моим первым, а для него – ничего. Абсолютно ничего.