Моя душа темнеет
Шрифт:
Они отошли от берега реки на несколько метров, как вдруг возле них раздался громкий хруст. От ужаса Раду застыл на месте.
Костин оглянулся. Его темные глаза сверкали, подбородок был горделиво поднят.
– Середина вон там, трус. – Он сделал еще несколько шагов и с громким треском провалился под лед.
– Костин! – закричал Раду, шагнув к краю полыньи. Мальчик вынырнул и стал искать, за что ухватиться. Раду лег на живот и быстро пополз вперед. Он уже почти дотянулся до руки Костина, но тут лед затрещал и под ним.
Кто-то схватил его за лодыжку и потянул назад.
– Подожди! – закричал он, протягивая руки Костину. Мальчику
– Подожди, подожди! Ему надо помочь! – Раду дергал ногами, стараясь освободиться, но тут его схватили и за другую лодыжку и уверенно потянули к берегу. Он ударился подбородком о лед, прикусил язык, пошла кровь. Его выбросили на берег, и Лада наотмашь ударила его по лицу.
– О чем ты думал? – кричала она.
– Нужно его вытащить!
– Нет!
– Он утонет! Пусти!
Она схватила его за воротник и встряхнула.
– Ты мог погибнуть!
– Он умрет!
– Он – никто! Твоя жизнь стоит сотни таких, как его, понимаешь? Никогда больше не рискуй ею ради других.
Она все продолжала и продолжала его трясти. Его голова болталась, и он не видел реки, не видел, выбрался Костин или нет. Он слышал, как кричали другие дети, но их голоса доносились как будто издалека, а его сердце колотилось так бешено, что он не мог разобрать их слов. Наконец, Раду взглянул на Ладу, ожидая увидеть на ее лице гнев, но вместо этого увидел… нечто удивительное. В ее глазах сверкали слезы, за которые она его непременно высмеяла бы.
– Никогда больше так не делай. – Она встала и помогла ему подняться. Богдан взял его за другую руку, и они повели его прочь. Раду попробовал оглянуться, но Лада обхватила рукой его шею и заставила смотреть вперед. Он ожидал, что она пойдет впереди или что наорет на него. Но вместо этого весь этот долгий путь домой по морозу она шла рядом и молчала.
– Он в порядке, – наконец сказала она в ответ на всхлипывания Раду. – Он выбрался.
– Правда? – Раду перестал хлюпать носом и задрожал от радости.
Лада указала на щит.
– Сядь.
Она заставила Богдана усадить Раду. Она назвала Богдана ослом, тупицей и еще столькими забавными прозвищами, что Раду забыл лицо Костина и расхохотался. В тот вечер, когда они ужинали напротив огня, она сидела рядом с ним, донимала и подкалывала его, сотрясаясь в беззвучном смехе.
Когда она решила, что он уснул, она забралась в его комнату. Раду всегда спал плохо, часто просыпался и все время о чем-то тревожился. Но теперь он лежал так тихо, как только мог, и следил за своим ровным дыханием. Ему было интересно, что она сделает.
Она долго сидела у кровати. Потом положила руку на его плечо и прошептала:
– Ты – мой.
Раду вспомнил, каким был голос Лады, когда она сказала, что Костин выбрался из воды. В ее тоне не было убежденности. Он был уверен, что она солгала. Он уснул, окутанный теплой безопасной близостью Лады и раздираемый чувством вины за то, сколько счастья принес ему этот день.
Которым он был полон и сейчас.
7
Весной после того, как она едва не потеряла Раду на замерзшей реке, Лада лежала на спине и смотрела на зелень листвы над головой. Ветки были переплетены так плотно, что свет едва просачивался
Но после семи лет обучения, семи лет, проведенных в этом городе, в этом замке, она умела читать, писать и говорить на латыни не хуже других. Это был язык договоров, писем и Бога, формальный и жесткий в ее устах. Валашский считался языком простолюдинов – устным, а не письменным.
Но как же сладко было на нем говорить!
– Ладислава, – окликнул ее наставник. Это был молодой человек, гладко выбритый: он не владел землей, и поэтому ему не позволялось отращивать бороду и усы. Лада его на дух не переносила, но ее отец настоял на том, чтобы она обучалась вместе с Раду. Влад сказал буквально следующее: Обучать червя-нытика – пустая трата времени. Но, по крайней мере, мы можем подключить к процессу Ладу, мозг которой стоит того, чтобы его обтесать. Жаль только, что она девчонка.
Умнее, сильнее, выше. Лада не забыла, какие критерии ее отец перечислил тогда, много лет назад, когда она не смогла его побороть. С тех пор ею владело страстное желание завоевать его любовь и показать, что она способна быть и умнее, и сильнее, и выше. Это была ее цель. Она не сомневалась, что, если ей удастся этого добиться, отец станет смотреть на нее с еще большей любовью и гордостью, чем он смотрел на ее старшего брата, Мирчу. Ему уже исполнилось двадцать, он был взрослым мужчиной и наследником отца. Мирча сопровождал Влада, когда приходилось воевать, смягчал напряжение между боярскими семьями, принимал пищу с отцом, разрабатывал планы с отцом, скакал верхом рядом с отцом. Он был правой рукой Валахии. И именно эта его рука так любила потянуть за волосы, ущипнуть и найти самые разные способы сделать больно тому, кого больше никто не замечал.
Однажды он станет князем.
Если сумеет прожить так долго.
Но прежде, пока не стало слишком поздно, Лада займет место Мирчи в сердце отца. В тот день, когда он вернул ей нож и объявил дочерью Валахии, он впервые по-настоящему увидел ее, и воспоминание об этом доставляло ей и радость, и боль.
Она повторила последнюю фразу, которую учитель произнес на латыни, а затем для верности произнесла ее на венгерском и турецком.
– Очень хорошо. – Наставник поерзал, устраиваясь на деревянном стуле, который принес с собой. – Хотя нам было бы гораздо удобнее заниматься в помещении.
Ее последний учитель отшлепал ее за то, что она попросилась на улицу. В ответ она разбила ему нос. Новый наставник ограничивался деликатными предложениями, которые чаще всего игнорировались.
– Это моя страна, – Лада встала и вскинула руки над головой, несмотря на тугие рукава, стеснявшие ее движения. Она не любила заниматься в замке. Каждый день она заставляла их выезжать верхом за пределы обнесенного стеной внутреннего города. Они следовали мимо скромных домиков и лачуг, затем через грязные и убогие пригороды столицы, пока не оказывались в освежающе зеленых предместьях. Лошадей выпускали гулять в поля, расцвеченные вспыхивающими то тут, то там пурпурными цветами, а она и Раду постигали науку под сенью березовой рощи.