Моя фронтовая лыжня

Геродник Геннадий Иосифович

– "Сидоры" в ногах не ставить! Спихнете ночью - весь барак разбудите. Устраивайте "сидоры" в головах.

...Конец октября, я уже несколько дней отщеголял в обмотках. В бараке стоит дружный храп. У входа желтушно светится 25-свечовая лампочка. Сидя за столиком, героически единоборствует со сном дневальный. Из поселка доносится пение вторых петухов...

И вдруг это сонное царство взрывает зычный голос вбежавшего в барак дежурного по полку:

– По-о-дъ-е-ом! Тре-во-о-га!

Нары приходят в движение. Нары скрипят. Нары натужно сопят.

Нары недовольно ворчат. Нары торопятся, как на пожар.

Удивительное дело: не прошло после побудки и минуты, а старшина Кокоулин уже на ногах. Или он действительно умеет так молниеносно одеваться? Или, хитрец этакий, знал о предстоящей тревоге и спал не раздеваясь? Так или иначе, он уже снует вдоль нар и подгоняет отстающих:

– Давай, давай, Пьянков! Нажимай на вторую обмотку. А ну-ка, Анкудинов! Если готов, так быстренько-выметайся, не мешай другим. Стуколкин! Что там копаешься, как дедок в омшанике?

Вот уже к выходу мчатся наиболее прыткие солдаты. На ходу они ловко выхватывают из пирамиды свои винтонки . Команда "Становись!" застала Итальянца и меня на пороге казармы. Последний рывок - в спортивном беге это называется спуртом, - и мы на своих местах. После команды "Равняйсь!" выбежавшие из казармы уже зачисляются в опоздавшие. Они просят разрешения встать в строй. Среди них оказался наш третий "обмоточник" Стуколкин.

Построение 1-го батальона по боевой тревоге контролирует полковое начальство: командир полка майор Борейко, комиссар Яковлев и начштаба капитан Ласьков. Они что-то подсчитывают и записывают в блокноты. Им услужливо светят фонариками штабные лейтенанты.

Построил комполка а две шеренги первую роту. Выборочно спросил у нескольких бойцов номер винтовки и тут же проверил, так ли это на самом деле. Некоторые солдаты во время боевой тревоги хватают второпях чужое оружие, и тогда получается большая неразбериха. Именно такой случай выявился при проверке второй роты.

Очередь доходит до нас. Пока что все идет благополучно. Спросил у меня майор номер винтовки - я ответил безошибочно и уверенно. Мой мнемонический прием сработал безотказно. Не подвел роту и Пьянков. Подивился комполка, глядя снизу вверх на Авенира Двухэтажного. Спросил у него, хватает ли нынешнего, увеличенного, пайка. Тот ответил: хватает.

Поскольку вся рота, за исключением троих "обмоточников", пока что в своей гражданской одежде, начальство к нашей выправке особых претензий не предъявляет. Все идет гладко, комполка доволен. Похоже, что третья рота выйдет на первое место... И вдруг - позорнейший провал, катастрофа!

Наметанный глаз комполка уловил что-то неладное у Стуколкина. Майор подошел к нему поближе и пристально посмотрел на ноги. А надо сказать, что Стуколкин выглядел довольно курьезно. Ему выдали не полный комплект обмундирования, а только ботинки, обмотки и галифе. На нем остались длиннополый дедовский азям и облезлая заячья ушанка. Уже в таком виде Стуколкин представлял собой довольно забавный гибрид. Но, оказалось, дело не в этом.

– Товарищ боец, раздвиньте полы вашего... вашего балахона!
–

распорядился комполка. Дрожащими руками Стуколкин выполнил приказание и... предстал перед майором в исподнем. Обмотки были намотаны прямо на кальсоны... В строю послышались смешки, но грозный взгляд комполка сразу же погасил их.

– Смирно! Противно смотреть на такое безобразие!
– И, перейдя с "вы" на "ты": - На фронте в атаку тоже без штанов будешь ходить?

– На фронте такого не должно случиться, товарищ майор. Там в штанах будем спать. А тут как снял, так и пропали. Шастал, шастал в потемках по нарам, и, хуть плачь, нетути!

– А где твои, гражданские? Почему их не надел?

– Так мои домашни штаны ужо крест-накрест веревочкой перевязаны и на самый низ в "сидор" покладены. Взялся б "сидор" потрошить, так все равно не успел ба...

– Вот как здорово получается!
– язвительно сказал майор, обращаясь одновременно к строю и к своим спутникам.
– У бойца две пары брюк, а он в строю, перед командиром полка, без штанов стоит. Кто командир роты?

Наш Ускоренный Сережа подбежал к майору и звонким, наполовину мальчишеским голосом доложил:

– Лейтенант Науменко, товарищ майор!

– Разберитесь, лейтенант, с этой бесштанной историей и виновных накажите своей властью.

На этом осмотр построенного по учебной тревоге 1-го батальона закончился. Полковое и наше батальонное начальство направилось к штабу 280-го. Мы успели услышать обрывок разговора:

– Не расстраивайтесь, старший лейтенант, - успокаивал майор нашего комбата.
– Для начала вполне удовворительно. И один марокканец на целый батальон - тоже ничего страшного...

Возвращаемся в казарму, укладываемся досыпать. Философ не может удержаться от комментариев:

– Началася жизнь солдатская! Теперь так и пойдет: сабантуй за сабантуем. У нас на сплаве они тоже бывают. То при молевом сплаве на реке затор получится, вода горы бревен широм-пыром нагородит. То паводок запань прорвет. То на перекате быстрина плот разорвет... Тут уж всей артелью вкалываем, как говорил мой покойный дед, до треску пуповного. И все-таки до сих пор не могу привыкнуть к сабантуям. Характер такой: не сразу со сна прочухиваюсь. До того как глаза открыть и штаны схватить, мне надобно малость посоображать: где я и куды комлем лежу?

– Рр-раз-го-вор-чики! О-от-бой!

Фактически мой первый сабантуй я пережил еще в Могилеве, где несколько раз попадал под бомбежки. Но слово это впервые услышал в 280-м в конце октября сорок первого года. О классификации Василия Теркина узнал значительно позже, в сорок четвертом. Услышал эту главку из знаменитой поэмы Твардовского в исполнении декламатора фронтовой художественной самодеятельности. Это было под Псковом.

У меня несколько иная очередность. Главный сабантуй - бомбежка, средний минометный обстрел, малый - танковая атака. Танки на последнем месте, видимо, потому, что от них мне не особенно доставалось. Для старшины Борули главный сабантуй - массированный минометный обстрел.