Моя фронтовая лыжня
Шрифт:
Есть у Александры Ивановны замечательный помощник - ее сын Владимир, работающий врачом-невропатологом. Он тоже увлеченный пропагандист подвигов уральских лыжников в Великой Отечественной войне. С путевкой общества "Знание" и гитарой в свободное от работы время выступает в Челябинске или разъезжает по области. И всюду он желанный гость. Сам себе аккомпанируя, исполняет стихи поэтов-фронтовиков, стихи своей матери. Сам сочиняет музыку к ним.
Выступал Владимир и на нашей майской встрече. Особенно проникновенно он исполнил стихотворение
И каждый год, как отцветает
У нас черемуха в саду
И лепестками засыпает
Всю землю, - спать я не могу.
Весной военной этим цветом,
Как снегом, землю занесло,
С весенним фронтовым приветом
Пришло последнее письмо.
С тех пор прошло годов немало...
Теперь уж больше тридцати.
Всю жизнь его везде искала
И не могу никак найти.
Уж я состарилась с годами,
А от него все вести нет...
Есть только присланный на память
В годину трудную портрет.
Стою часами у портрета...
На нем - мой брат, простой солдат.
Войны давно в России нету,
А он все держит автомат...
В гостях у Владимира Фунина
Еще дома, перед отъездом в Челябинск, подумалось: раз уж буду на Урале, обязательно заеду к Владимиру. Но легко сказать "заеду" - Урал ведь не маленький.
От Челябинска до Красноуральска примерно четыреста километров. А тут еще праздничные дни, все виды транспорта забиты.
И все же - еду! Не сделаю этого, так после годами буду казниться. Договорился с Колесниковым: от имени Совета вручу Фунину памятный знак "Ветерану уральских лыжных батальонов".
Как ехал вдоль Уральского хребта на современных перекладных, в подробностях описывать не стану. Добирался до Красноуральска и на электричках, и на поездах дизельной тяги, и на рейсовых автобусах, и на попутной трехтонке, и даже на такси... Из Невьянска сделал крюк в сторону - навестил в Кировграде восьмидесятинюю Пелагею Андреевну, бывшую хозяйку Аси. Очень трогательная получилась встреча! После Нижнего Тагила из окна вагона вдруг увидел название станции: Сан-Донато. И сразу же вспомнился Гриша Пьянков - Итальянец.
Наконец я близок к цели: в канун Дня Победы выхожу на станции Верхняя. Красноуральск в стороне от железной дороги, до него еще десять - двенадцать километров. На привокзальной автобусной остановке многолюдно. Настроение у публики боевое, все готовы к штурму. С большим трудом втискиваюсь в видавший виды автобус и еду буквально в подвешенном состоянии. Но ехать недалеко, и пассажиры скоро угомонились. Даже шуточки отпускают.
Красноуральск. Я уж подумал было, что пришло время распрощаться с последней "тройкой перекладных". Но оказалось, что предстоит еще один "перегон". Город довольно большой и сильно разбросанный. А Фунин, судя по адресу, живет в поселке-спутнике Октябрьском. Надо разобраться с автобусами.
Среди доброй сотни ожидающих мне приглянулась
– А вам какая улица нужна?
– Шахтерская...
– А к кому едете на Шахтерской?
– К пенсионеру Владимиру Фунину...
– К Фунину?!
– удивленно переспросила женщина.
– Тогда едем вместе. Я дочь Владимира Федоровича - Галина. Только мы живем уже не на Шахтерской, недавно получили новую квартиру на Салдинской...
Надо же! Какая счастливая случайность! Я отрекомендовался. Заочно мы уже были знакомы. Последнее время Владимир отвечал на мои письма, диктуя дочери. А иногда, когда отцу было совсем плохо, Галина Владимировна писала мне от своего имени.
Пока подошел наш автобус, я расспросил Галину Владимировну о здоровье отца.
– Очень плохо! И он мучается, и мне с ним трудно... Мама умерла, старшие брат и сестра со своими семьями живут в других городах... Остались мы вдвоем...
Галина Владимировна заплакала и на некоторое время умолкла. Из ее писем я примерно представлял себе обстоятельства. Незадолго до оформления пенсии у Владимира пью повисла правая рука. Следствие старого ранения - того самого, которое он получил при выходе из окружения. А спустя несколько Владимира свалил инсульт с полным левосторонним параличом...
– Ну, ничего...
– утирая слезы, сказала Галина Владимировна.
– Самое страшное и трудное позади. Папа уже сам встает с постели и потихоньку передвигается по комнатам. Представляю себе, как он обрадуется такому неожиданному гостю! Очень удачно получилось.
– Она показала на объемистую сумку.
– Только что запаслась всякой всячиной на все праздничные дни...
Переступая порог дома, сильно волнуюсь... Ведь расстались мы тридцать восемь назад! И в какой обстановке расстались! В разгар боя, когда наш лыжбат был в отчаянном положении...
– Папа, к тебе гость!
– кричит Галина Владимировна из коридора.
– Кто такой - не скажу, попробуй узнать сам.
Входим в комнату. Владимир стоит, привалившись к стене. Я останавливаюсь в напряженной позе и, сдерживая себя, жду, даю ему возможность узнать меня. Владимир пристально вглядывается в мое лицо, а я, улыбаясь, смотрю на него. Если бы я не знал, кто передо мной, то, скорее всего, не узнал бы друга. Под тридцать и под семьдесят - слишком большая разница. А тут еще вмешалась страшная болезнь...
– Неужели Геннадий?!
– вдруг радостно и вместе с тем изумленно восклицает Владимир.
– Конечно, я!
Отделившись от стены, Владимир подался мне навстречу, дочь поддержала отца, охватив его рукой за поясницу...
Я прогостевал в Красноуральске два дня. Владимир рассказывал мне о самых трагических днях нашего лыжбата, я ему - о странствиях по госпиталям. Владимир выспрашивал у меня подробности моего недавнего путешествия в Ольховку и только что состоявшейся челябинской встречи.