Моя Индия
Шрифт:
Возможно, ветер дул в неблагоприятном направлении или охотники приближались неосторожно. Так или иначе, когда соперники достигли вершины возвышенности, внизу не было видно никаких животных. По краю низины проходила полоса сухой травы, а за ней простирался участок с выжженной травой. Здесь пробивались ростки новой зелени, а по утрам и вечерам можно было встретить диких животных. Кунвар Сингх считал, что некоторые животные, возможно, прячутся в сухой траве и вместе с Будху поджег ее.
Когда трава разгорелась, дронго, сизоворонки и скворцы стали слетаться отовсюду, чтобы поживиться кузнечиками, тучами спасавшимися от огня. Вдруг в дальнем конце заросшей травой полосы началось какое-то движение. Затем оттуда выскочили два больших кабана и стремглав бросились через выжженное пространство, чтобы найти убежище в джунглях, начинавшихся примерно в трехстах метрах. Действуя весьма осмотрительно, Эллис, весивший более девяноста килограммов, опустился на колени, поднял ружье и выстрелил в кабана, бежавшего вторым. Пуля подняла пыль между
Второй выстрел заставил кабанов отклониться вправо. Теперь они бежали со все увеличивающейся скоростью, боком к стрелявшим. Наступила очередь Тома; он должен был торопиться, поскольку кабаны быстро приближались к джунглям и уходили из пределов досягаемости. Стоя, Том поднял ружье, грянуло два выстрела, и оба кабана с простреленными головами опрокинулись навзничь, подобно кроликам. Эту историю Кунвар Сингх неизменно заканчивал следующим образом: «Затем я повернулся к Будху, этому городскому жителю с намазанными маслом волосами, отец которого принадлежал к низшей касте, и сказал: „Ты видел это, ты, который хвастал, что твой господин научит моего стрелять? Если бы мой господин захотел унизить вас обоих, он не стал бы стрелять два раза, а убил бы обоих кабанов одной пулей“». Каким образом можно было совершить подобный подвиг, Кунвар Сингх никогда не говорил мне, а я не спрашивал, ибо верил в своего героя до такой степени, что ни на минуту не сомневался в его способности застрелить двух кабанов одной пулей, пожелай он этого.
Кунвар Сингх первым пришел ко мне в тот незабываемый день, когда мне впервые подарили ружье. Он появился рано, и когда я с величайшей гордостью показал ему старую шомпольную двустволку, он сделал вид, что не заметил зияющую трещину в правом стволе и витки медной проволоки, скреплявшие приклад со стволами. Обсуждались лишь положительные качества левого ствола, которые явно преувеличивались. Он говорил о его длине, толщине стенок и о том, что ствол прослужит еще много лет. Затем, отложив ружье в сторону, Кунвар Сингх повернулся ко мне и сказал, проливая бальзам на сердце восьмилетнего мальчика и доставляя ему удовольствие вдвойне гордиться своим приобретением: «Теперь ты больше не мальчик, а мужчина. С этим прекрасным ружьем ты можешь не опасаясь отправиться в любое место наших джунглей при условии, если научишься залезать на деревья. Я расскажу тебе историю о том, как важно для нас, мужчин, охотящихся в джунглях, уметь это делать.
Однажды в апреле прошлого года Хар Сингх и я отправились на охоту. Все было бы хорошо, если бы лиса не перебежала нам дорогу, когда мы выходили из деревни. Хар Сингх, как ты знаешь, плохой охотник и мало что знает об обитателях джунглей. Когда, заметив лису, я предложил вернуться домой, он посмеялся надо мной и сказал, что только дети верят, будто лиса приносит несчастье. И мы продолжали свой путь.
Мы отправились в дорогу, когда звезды начали бледнеть. Около Гаруппу я выстрелил в олененка и непонятным образом промахнулся. Потом Хар Сингх прострелил крыло павлина, но, хотя мы изо всех сил гонялись за ним, он спрятался в высокой траве и мы не нашли его. Мы исходили джунгли вдоль и поперек, но больше не встретили ни одного зверя и к вечеру двинулись в обратный путь.
Поскольку мы сделали два выстрела, то опасались, что объездчики будут искать нас, и поэтому избегали дороги и шли по песчаному руслу высохшей реки, пересекая густые заросли боярышника и бамбука. Так мы шли, разговаривая о своих неудачах, как вдруг нам навстречу вышла тигрица, остановилась и стала смотреть на нас. В течение минуты, показавшейся нам вечностью, тигрица разглядывала нас, а затем повернулась и ушла.
Выждав некоторое время, мы пошли дальше, но тигрица снова вышла на нашу дорогу. На этот раз она не только смотрела на нас, но стала рычать и подергивать хвостом. Мы опять замерли, и немного погодя тигрица успокоилась и ушла. Вскоре из густого кустарника с криками поднялась стайка лесных птиц, по-видимому потревоженная тигрицей. Одна из них опустилась на дерево халду прямо перед нами. Когда птица села на ветку у нас на виду, Хар Сингх сказал, что подстрелит ее, чтобы не возвращаться домой с пустыми руками. Он добавил, что выстрел напугает тигрицу и заставит ее уйти. Прежде чем я смог что-нибудь сделать, он выстрелил.
В следующее мгновение раздался ужасный рев, и тигрица, ломая кусты, направилась к нам. В этом месте, на краю высохшего русла реки, росло несколько деревьев руни. Я бросился к одному из них, а Хар Сингх к другому. Тигрица была ближе к моему дереву, но я успел вскарабкаться очень высоко и был вне досягаемости. Хар Сингх в детстве не научился лазать по деревьям. Когда тигрица, оставив меня, приблизилась к нему, он все еще стоял на земле, пытаясь ухватиться за ветки дерева. Тигрица не укусила и не растерзала Хар Сингха. Встав на задние лапы, она обхватила дерево, прижав к нему Хар Сингха, и затем начала отрывать когтями большие куски коры и древесины с обратной стороны дерева. Все это время Хар Сингх пронзительно кричал, а тигрица рычала. Я захватил с собой на дерево ружье и теперь, упираясь босыми ногами, взвел курок и выстрелил в воздух. Услышав выстрел на таком близком расстоянии, тигрица удалилась большими прыжками, а Хар
Через некоторое время я тихонько спустился на землю и подошел к Хар Сингху. Я обнаружил, что когти тигрицы вонзились ему в живот, разорвали его от пупка почти до позвоночника и все внутренности вывалились наружу. Я оказался в затруднительном положении. Уйти и оставить Хар Сингха я не мог и, не имея опыта в подобных делах, не знал, как поступить лучше — попробовать засунуть внутренности назад в живот или отрезать их. Я тихо поговорил об этом с Хар Сингхом, опасаясь, что тигрица услышит, вернется и убьет нас. Хар Сингх считал, что нужно вложить внутренности в живот. Итак, пока он лежал на спине, я засунул их назад вместе с прилипшими сухими листьями, травой и кусочками дерева. Затем я крепко-накрепко обвязал его своим пагри, [21] чтобы внутренности опять не вывалились, и мы отправились в семимильный путь к своей деревне. Я шел впереди, неся два ружья, а Хар Сингх сзади.
21
Пагри — кусок материи, которую оборачивают вокруг головы в виде тюрбана.
Нам пришлось идти медленно, поскольку Хар Сингх должен был удерживать пагри на месте. Наступила ночь, и Хар Сингх сказал, что лучше отправиться не в деревню, а в больницу в Каладхунги. Я спрятал ружья, и мы прошли еще три мили. Когда мы пришли, больница была закрыта, однако бабу-доктор, который живет рядом, еще не ложился спать. Узнав о случившемся, он послал меня за торговцем табаком Аладиа, который к тому же был почтмейстером в Каладхунги, за что ежемесячно получал от правительства пять рупий. Тем временем доктор зажег фонарь и повел Хар Сингха в барак, где помещалась больница. Когда я вернулся с Аладиа, доктор уложил Хар Сингха на кровать. Аладиа держал фонарь, я соединял края раны, а доктор сшивал их. После этого доктор, очень добрый молодой человек, отказался взять предложенные мною две рупии и дал Хар Сингху выпить хорошее лекарство, чтобы он забыл о боли в животе. Затем мы отправились домой, где нашли наших женщин в слезах: они думали, что нас убили разбойники или растерзали дикие звери. Таким образом, ты видишь, господин, насколько важно людям, охотящимся в джунглях, уметь лазать по деревьям. Если бы кто-нибудь в детстве научил этому Хар Сингха, он не причинил бы нам столько беспокойства». [22]
22
Дерево руни, к которому тигрица прижала Хар Сингха (она, по-видимому, только что принесла тигрят, и ей не нравилось присутствие людей), имело почти восемнадцать дюймов в диаметре. В порыве бешенства тигрица ободрала третью часть дерева. Впоследствии оно служило вехой всем, кто охотился или занимался браконьерством в джунглях Гаруппу, до тех пор, пока примерно через двадцать пять лет его уничтожил лесной пожар. Рана Хар Сингха вскоре зажила, несмотря на грубую и неумелую помощь, оказанную ему тремя друзьями. Остатки растений, попавшие ему в живот вместе с внутренностями, не причиняли никакого вреда, и умер он от старости. (Прим. авт.)
Я многое узнал от Кунвар Сингха в течение первых лет охоты с моим старым ружьем. Я, например, научился составлять в уме карту местности. Иногда мы охотились вместе, но чаще я охотился один, поскольку Кунвар Сингх боялся разбойников и порой по неделям не выходил из своей деревни. Джунгли простирались на много сотен квадратных миль, и через них проходила только одна дорога. Много раз, возвращаясь с охоты, когда мне удавалось подстрелить читала, замбара или большого кабана, я заходил в деревню, где жил Кунвар Сингх, расположенную на три мили ближе к лесу, чем мой дом, чтобы попросить его принести добычу. Он всегда находил ее, в каких бы диких зарослях леса, кустарника или травы я ни прятал от хищников подстреленное животное. У нас было свое название для каждого приметного дерева, для каждой лужи, звериной тропки или высохшего русла реки. Все расстояния мы измеряли дальностью воображаемого полета пули, выпущенной из моего ветхого ружья, а направление определяли по компасу. Когда я прятал подстреленное животное или Кунвар Сингх замечал хищных птиц, собравшихся на дереве, и подозревал, что леопард или тигр убил кого-то, один из нас отправлялся в лес, абсолютно не сомневаясь, что нужное место будет найдено в любое время дня и ночи.
После того как я окончил школу и начал работать в Бенгалии, я мог приезжать в Каладхунги лишь раз в году примерно на три недели. Во время одного из таких приездов я страшно расстроился, узнав, что мой старый друг Кунвар Сингх стал жертвой беды, обрушившейся на наши горы, — опиума. Пагубная привычка овладевала его организмом, ослабленным малярией, и, хотя он неоднократно давал мне обещания отказаться от нее, у него уже не было сил сдержать свое слово. Поэтому я не удивился, когда, приехав однажды в феврале в Каладхунги, услышал от жителей нашей деревни, что Кунвар Сингх серьезно болен. Весть о моем прибытии распространилась за ночь по Каладхунги, и на следующее утро восемнадцатилетний парень, младший сын Кунвар Сингха, прибежал ко мне, чтобы сообщить о том, что отец при смерти и хочет повидаться со мной.