Моя история
Шрифт:
Когда я прилетел в Англию в июне 1974 года, то сразу же позвонил профессору Тейлору в Кинг-колледж. Он подтвердил, что все эксперименты подготовлены, что он готов меня встретить и очень ждет начала опытов. Но мне предстояло сначала посетить студию звукозаписи, где тоже все уже было готово, поэтому я пообещал доктору Тейлору, что, как только закончу работу в студии, сразу же приеду к нему в лабораторию. Я чувствовал, что мне лучше начинать работать с ним, потому что, во-первых, мы уже были знакомы, а я всегда в таких случаях чувствую себя намного удобнее и свободнее. А уж затем я мог бы ехать в Биркбек-колледж, где была запланирована принципиально новая серия экспериментов. Таким образом, я бы постепенно
Запись продолжалась до глубокой ночи, и мне удалось лечь спать только в 4 утра. Естественно, я был очень уставшим, когда на следующее утро приехал в Кингс-колледж. Меня привели в огромную лабораторию с различной аппаратурой, приборами и инструментами. Доктор Тейлор сказал, что главное, что нам предстоит сделать, — это исключить любую возможность фальсификации, предусмотреть все возможные придирки для того, чтобы результаты экспериментов были безоговорочно приняты учеными, поэтому здесь так много аппаратуры.
Я согласился с ним, потому что и мне было важно иметь гарантии полного контроля. Я знал, что никакого обмана, никакой фальсификации нет, но важно было, чтобы и другие в этом тоже убедились. По словам профессора, ему удалось разработать такие приборы, которые улавливали бы все виды силового воздействия, которыми я мог бы воспользоваться для того, чтобы гнуть предметы. Кроме того, каждый кусочек металла имел специальную маркировку, чтобы невозможно было спутать уже согнутый предмет с оригиналом, не прошедшим контроля. Была предусмотрена и проверка меня на использование химикатов, таких, скажем, как дихлорид ртути. Он объяснил мне, что эти весьма, кстати, ядовитые вещества иногда действительно искажают форму металла, но при этом оставляют после себя следы, которые ни с чем не спутаешь.
Он приготовил разные виды металла для эксперимента: алюминий, медь, латунь, разные сплавы железа, олово, свинец, серебро и цинк, а также кристаллы хлорида лития. Среди сложной новейшей аппаратуры были приборы, при помощи которых можно было измерять величину теплового нагревания, вольтметры, мониторы радиации, приборы по измерению ультрафиолетовых лучей и аппаратура для проверки инфракрасной радиации.
Профессор Тейлор и его помощники к этому времени уже закончили серию экспериментов с детьми, которые обнаружили способность и умение гнуть металлы после того, как посмотрели мои передачи по Би-би-си. Им также удавалось гнуть металл, направляя все свое волевое усилие на предмет либо лишь слегка притрагиваясь к металлу. Он проверил 15 детей в возрасте от 7 до 15 лет и был очень доволен результатами проведенных экспериментов, которые удавалось неоднократно повторять в условиях лаборатории.
Перед тем как мы начали испытания, профессор Тейлор по взаимной договоренности меня тщательно обыскал: его интересовали какие-либо магниты или химикаты. Проделав это и, разумеется, ничего не обнаружив, он начал первый опыт, который заключался в том, что кусочек латуни размером в десять дюймов был приклеен к весам, похожим на те, которыми пользуются на почтовых отделениях, чтобы взвешивать письма. Кусочек этого металла лежал на весах таким образом, что одна его половина была на весах, а другая — висела в воздухе и при моей попытке согнуть ее провисла бы.
Цель этого эксперимента была установить, применяю ли я какое-нибудь тяжелое давление на металл. Весы были настолько чувствительны, что даже малейшее давление тут же проявилось бы. Указателем величины давления служила шкала с гонкой иголкой. При едва заметном прикосновении к металлу указатель показывал около пол-унции давления. Естественно, этого явно недостаточно для того, чтобы согнуть металл.
Я начал слегка гладить металлический кусочек — иголка
Где-то спустя минуту металл потихоньку начал сгибаться. Всех особенно поразило, что металл гнулся вверх вообще без всякого давления, если судить по шкале на приборе. Потом вдруг сама иголка на указателе начала гнуться. Она продолжала медленно сгибаться и после того, как я уже перестал гладить кусочек металла. В конце концов иголка согнулась до угла в 70 °. Меня заинтересовало, почему в то же время кусочек металла, к которому я прикасался, согнулся лишь не более чем на 10°. А ведь я даже не подносил свою руку близко к прибору-индикатору. Профессора Тейлора очень смутил тот факт, что согнулась измерительная иголка.
Но это было только начало целой серии странных и поистине потрясающих вещей, которые произошли в лаборатории Кингс-колледжа в тот день. В следующем эксперименте использовался кусочек алюминия. В него был впаян небольшой цилиндр, покрытый тонкой диафрагмой, очень чувствительной к любому давлению. Профессор Тейлор объяснил, что это приспособление также измеряет физическое давление. Он с гордостью сказал, что этот крошечный прибор стоит больше 500 долларов.
Я слегка погладил металл, и он тотчас же начал сгибаться. Но вдруг приспособление перестало записывать давление, после того как металл лишь слегка прогнулся. Профессор Тейлор тут же исследовал диафрагму. К нашему ужасу, она буквально на глазах начала крошиться. Сначала в центре появилась маленькая дырочка, а потом эта дырочка стала разрастаться и вскоре разошлась по всей поверхности. Спустя десять секунд диафрагма полностью развалилась.
Алюминиевый брусочек по-прежнему продолжал сгибаться уже без моего прикосновения. В итоге он согнулся еще на 30°.
Все это произвело на присутствующих колоссальное впечатление. Профессор Тейлор сказал, что «эффект Геллера» был полностью доказан одним только этим экспериментом и стоило это все 500 долларов.
Дальше настала очередь маленького кристалла хлорида лития, который был закрыт в пластмассовом контейнере таким образом, чтобы мне нельзя было к нему прикоснуться. Меня попросили занести руку над контейнером, не прикасаясь к нему, чтобы проверить таким образом, какой эффект будут иметь на него эти энергетические силы. Соблюдая постоянное расстояние между рукой и пластмассовым контейнером, в котором находился кристалл, я сосредоточивал на нем все свое внимание, с тем чтобы попытаться разломить кристалл, не прикасаясь ни к кристаллу, ни к контейнеру, что с точки зрения науки совершенно невозможно.
Не прошло и десяти секунд, как кристалл разломился на несколько частей. К этому нужно добавить, что алюминиевый диск, который находился в соседнем контейнере, одновременно согнулся почти вдвое, хотя профессор Тейлор держал свою руку между моей рукой и вторым контейнером. Профессор Тейлор уже не скрывал своего удивления. И это удивление росло с каждым экспериментом.
Мы прошли в другую комнату, где было еще больше аппаратуры. Там они взяли кусочек меди и приклеили к нему очень тонкий проводок, который должен был записывать и улавливать с микронной точностью любые изменения в металле. Мне опять предстояло сгибать металл, не дотрагиваясь до него, а только сосредоточивая все свое усилие. Я очень старался, говорил про себя: «Сгибайся, сгибайся, сгибайся!» Но ничего не происходило. Мы на минуту остановились, потому что, казалось, эксперимент не удался. А потом вдруг металл начал гнуться сам по себе, а маленький измерительный проводок разорвался.