Моя история
Шрифт:
19 декабря я забил свой первый гол за «Юнайтед» — в матче с «Челси», закончившемся вничью — 1:1, а 26 декабря мы отправились в гости к «Шеффилд Уэнсдэй». Возвращаясь из Шеффилда, мы чувствовали, что гораздо важнее очка, которое мы оттуда привезли, была игра, позволившая нам получить его. Не сомневаюсь, что этот матч, по крайней мере лично для меня, стал началом самого важного этапа на нашем пути к чемпионскому титулу.
За 20 минут до конца матча, на глазах 40000 зрителей, собравшихся на трибунах «Хиллсборо», мы проигрывали 0:3. Невероятным усилием мы смогли изменить ход матча и отквитать три мяча, причем лично мне довелось испытать удовлетворение и гордость от того, что я забил последний гол. Но главное, мы продемонстрировали свой боевой дух, показали,
Два дня спустя, 28 декабря, мы перед своими зрителями принимали «Ковентри», который только что выиграл у «Ливерпуля» и «Астон Виллы», и разгромили его — 5:0. По такому же сценарию прошел и матч 9 января, когда к нам приехал «Тоттенхэм». Та же эйфория на трибунах, ликование и аплодисменты 36000 болельщиков: мы победили — 4:1. Теперь мы лидировали в чемпионате, и уже другим приходилось думать о том, как удержаться рядом с нами в таблице.
8 февраля «Манчестер Юнайтед» отправился в гости к «Лидсу», моему бывшему клубу. Стадион был заполнен, а пресса и телевидение смаковали тему «возвращения предателя». В Англии журналисты оказывают на игроков, куда большее давление, чем во Франции, и вокруг моего предстоящего появления на «Элланд Роуд» создавался ажиотаж в течение целой недели. Наверное, все рассчитывали на какую-нибудь шумную сцену, скандал, может быть, потасовку. За каждым моим шагом неотступно следили фотообъективы и телекамеры. Особенно яростно меня ругали за то, что, уходя с поля, я плюнул на стену. Да, это было все, что я сделал — плюнул на стену, но кое-кто захотел увидеть в этом нечто большее. В результате было сказано, что я хотел выразить презрение к болельщикам, которые лишь несколько месяцев назад поддерживали меня. Над этим можно было только посмеяться, принимая во внимание ту тщательно организованную истерию, которая сопровождала матч, прошедший в ужасающей обстановке.
Как и все великие клубы, «Манчестер Юнайтед» вызывает одновременно и поклонение, и недоброжелательность. Его любят и при этом боятся, ему завидуют во всех уголках страны. Но случай с болельщиками «Лидса» в своем роде уникален — здесь речь идет об особой, ярко выраженной злобе. Мне трудно понять, почему фанаты «Лидса» и «Юнайтеда» так сильно ненавидят друг друга. Думаю, перейди я в любой другой клуб, мое возвращение на «Элланд Роуд» не вызвало бы такого напряжения в воздухе.
Всего лишь сорок миль разделяют два города. Для туриста, пожелавшего ознакомиться с деревенской местностью севера и прогуляться по йоркширским долинам, преодоление этого расстояния превратилось бы в очень милый поход. Но для любого местного жителя, который перейдет в стан врага, это превращается в ночной кошмар. Я сделал этот шаг и стал предателем. Фанаты «Лидса» изготовили плакаты, на которых был изображен, разбивающийся о землю, самолет, и стояла дата — 6 февраля 1958 (какое чувство юмора!). Поклонники «Манчестера» в ответ кричали: «Спасибо за то, что вы продали нам Эрика!». В обе стороны неслись нескончаемые потоки оскорблений, но в целом они носили банальный характер. Подобное можно услышать практически на любом английском стадионе во время дерби.
«Лидс Юнайтед» остался для меня позади. Я смог сконцентрироваться на мыслях о будущем и игре за «Манчестер Юнайтед». Но при этом я не в состоянии забыть те события моей жизни, которые привели меня туда, где я сейчас нахожусь.
Глава 2. Солнце Кайоля
Я сын богатых родителей. Но для нас богатство — это вовсе не деньги, не роскошь и не большие траты. Я бы очень хотел, чтобы все дети, которые просят у меня автограф, были воспитаны в уважении к тем же человеческим ценностям, что и я, так, как воспитала меня моя семья на склонах марсельских холмов. Это было бы великолепное начало жизненного пути для каждого из них.
Я родился весной, 24
1966 год. Гастон Дефер уже более 20 лет руководит «Марселем». А та, которая 20 лет спустя станет моей женой — Изабель, бегает где-то по улицам Оранжа. Маленькая девочка играет на солнце. «Битлз» уже давно покинули ливерпульскую «Пещеру», где они в свое время дебютировали в сердце кварталов, застроенных домами из красного кирпича. Их песня «Paperback Writer» скоро станет хитом и облетит весь мир. Жерар Филипп, величайшая звезда французского кино 60-х, овладевает сердцами молодых девушек. Русские посылают в космос ракеты с космонавтами.
И в это время, через три года после Жана-Мари, за полтора Года до Жоэля, я появляюсь на свет в ковчеге семейства Кантона. Не могу придумать другого слова, которое точно охарактеризовало бы дом моего детства. Словарь Лярусса так определяет слово «ковчег»: «Дом, в котором живут вместе, одной семьей, люди разных поколений — иными словами, мать, отец, дети и внуки».
И по сей день жители Кайоля удивляются, как Кантона сумели построить этот прилепленный, как гнездо к склону горы дом, из которого виден весь район. Но удивляться может лишь тот, кто не знает, каким решительным и сильным был мой дед Жозеф, каменщик по профессии.
Надо сказать, что наш дом весьма необычен. Летом 1955 года Люсьен, моя бабушка по отцовской линии (она занималась мелкой торговлей), путешествовала по окрестностям, покупая и продавая различные товары, и набрела на место, которое ей очень понравилось. Это место находится на границе 11-го и 12-го округов Марселя, куда вскоре Люсьен и переехала вместе с Жозефом и их единственным сыном Альбером. Они устроили свой дом в пещерке площадью девять квадратных метров, о которой вскоре заговорили в деревне. Ко времени моего рождения та пещерка стала лишь одной из комнат, а остальная часть дома была надстроена сверху.
Жители Марселя каждое воскресенье отправляются семьями на пикник и предпочитают останавливаться на холме, с которого открывается чудесный вид. Мне же не нужно было дожидаться воскресенья, чтобы полюбоваться на окрестности: этот замечательный пейзаж был у меня перед глазами все мое детство. Такую красоту трудно себе представить: мы видели весь город как на ладони, а вдали можно было разглядеть холмы Гардабана и Кассиса. В хорошую же погоду были видны и отдаленные поселения — Обань, Сен-Марсель и Вьерж-де-ля-Гард.
Во время войны немцы избрали этот район для своей штаб-квартиры, поскольку отсюда было видно все вокруг, а пещеру, которой предстояло стать нашим домом, они, придя сюда в 1940 году, использовали в качестве наблюдательного поста.
Первая зима моих прародителей в Марселе — в 1955 — 56 годах — была очень суровой и оставила у них тяжелейшие воспоминания. Лишь занавеска отделяла их комнату от улицы, а однажды выход завалило снегом, и дедушка с бабушкой весь день трудились, чтобы расчистить себе путь наружу.
И все же снега и сырости было недостаточно для того, чтобы отбить у Кантона любовь к средиземноморской кухне. Замурованная в своей пещере, бабушка колдовала у печи, замешивая тесто для булочек к обеду на талом снеге. Кушая их, дедушка вспоминал свое житье на бульваре Оддо, где собирались все семьи итальянских иммигрантов, прибывавших в Марсель. Ребенком Жозеф разговаривал по-сардински, на языке своих родителей.
Пережив ту ужасную зиму, Жозеф и Люсьен приступили к расширению своего жилища, и теперь пещера превратилась в настоящий семейный очаг, хотя он по-прежнему завален всяким хламом — такова судьба дома, который расширяется и разрастается из года в год. А в пещере сейчас маленькая спаленка.