Моя княгиня
Шрифт:
– Миледи, - на глаза Луизы навернулись слезы, - я в неоплатном долгу перед вами за мою жизнь и за мою Генриетту. Я хотела бы служить вам всегда, вырастить вашего малыша, когда он родится. Я могу делать все, что угодно.
– Луиза, я говорю не о том, - разъяснила Катя,- вы мне ничего не должны, я сама приняла решение помочь Генриетте и получаю большое удовольствие, видя, как она развивается. Я говорю о вас, вы молодая красивая женщина, здесь в Англии у вас есть возможность заниматься каким-то делом. Что бы вы хотели делать?
– Миледи, говоря по правде, когда я работала на Бонд-стрит, я часто думала, что платья можно сделать гораздо
– Отличная идея, мне нравится, - похвалила Катя, - я готова помогать вам. Как только ваши глаза восстановятся, и вы сможете сами нарисовать узор этого пояса, мы вернемся к этому разговору.
Глаза Луизы расширились и наполнились слезами, она опустилась пред Катей на колени и поцеловала подол ее платья.
– Миледи, вы святая, - заплакала она.
– Нет, Луиза, я не хочу быть святой, я хочу быть земной женщиной. И еще я хочу, чтобы у вас сложилась жизнь достойная вас, вы слишком много страдали, пора положить этому конец.
Прервав разговор двух женщин, в комнату вошел дворецкий, неся на подносе письмо.
– Миледи, от мистера Буля принесли конверт для вас, - доложил он, кладя письмо перед хозяйкой. Посмотрев на залившееся румянцем лицо княгини, Луиза тактично вышла, забрав посуду.
Катя осталась одна. Как и два месяца назад она держала трясущимися руками заклеенный конверт, гадая, что принесло ей письмо, потом, собрав все свое мужество, вскрыла его и начала читать. Это было письмо, написанное Алексеем в Вильно накануне войны. Оно добиралось до нее три месяца.
Молодая женщина плакала от счастья. Нежные слова Алексея, обращенные к ней и их будущему ребенку, согрели ей сердце. Как хотела бы она очутиться сейчас в его теплых объятиях, ощутить твердые губы на своих губах, услышать любимый голос, произносящий слова, написанные в письме.
– Господи, сохрани его для меня и нашего сына, - начала молиться Катя, - не дай после стольких несчастий нам вновь разлучиться. Пусть у моего сына будет отец, а у меня - муж.
Молодая женщина встала и пошла в свой кабинет. Она положила письмо к самым ценным своим документам. Сердце ее пело от счастья, хотя Катя и не знала, что в тот момент, когда она окончила свою молитву, в затерянной в лесу избушке егеря в Грабцево ее муж пришел в себя.
– Господи сохрани его для меня и нашего сына, - нежный голос просил, а прекрасные заплаканные глаза смотрели на него из темноты. Это Катя, его любимая, молилась за него в той маленькой деревенской церкви, где он первый раз увидел ее, и где потом они венчались.
– Не дай после стольких несчастий нам вновь разлучиться. Пусть у моего сына будет отец, а у меня - муж,- нежный голос звал, просил, напоминал, что он защитник, и его молодой жене нужен муж, а его ребенку нужен отец. Алексею было хорошо и спокойно в мягкой тьме, где не было больше войны, горечи поражений и потерь, но его звала тоненькая девочка, затерянная одна в холодном мире без родных и помощи. Нежная, ранимая она была одна перед опасностями и происками врагов,
Дверь избушки отворилась, и Алексей услышал шаги, приближающиеся к нему. Перед его глазами возник Сашка. Князь снова замычал.
– Господи, барин, слава Богу, - обрадовался верный слуга, - вы пришли в себя.
Алексей мычал, пытаясь говорить, но ничего не получалось.
– Что, говорить не можете?
– понял Сашка.
– Доктор сказал, что если вы придете в себя, то может быть что угодно, могут ноги отказать, могут руки, а может пропасть речь или память. У вас контузия очень сильная, головой ударились, а потом вас Воин убитый придавил. Но доктор сказал, что главное в сознание прийти, потом все вернется.
Сашка замолчал, потом предложил:
– Давайте я вас спрашивать буду, если вы согласны, глаза закройте, если нет, то не моргайте, хорошо?
Сашке самому понравилась его идея, он посмотрел на хозяина. Алексей закрыл глаза.
– Ага, получается, - понял слуга и задумался, потом продолжал: - Вы сражение помните, как князя Багратиона и вас ранили?
Алексей моргнул.
– Так, память в порядке, - констатировал Сашка, - ногами пошевелить можете?
Он задал Алексею еще кучу вопросов, пока не понял, каково состояние хозяина, а потом рассказал ему обо всем, что с ними произошло:
– Я вас, барин, нашел в третьем часу ночи, вас к мертвым положили. Пульса точно не было, но по зеркалу я определил, что дыхание - есть. Мундир у вас напротив сердца был пробит, но осколок в портрете княгини застрял, - рассказывая, Сашка показал Алексею портрет Кати, защитивший его сердце от осколка вражеского ядра.
– Я телегу у ополченцев выпросил, коней по очереди запрягал и за ночь до Грабцева доехал.
Управляющий Андрей Ильич доктора привез. Тот посмотрел и сказал, что вы находитесь в коме, можете вообще лежать и не приходить в себя много времени. А как придете в себя, все должно постепенно наладиться. Так вы уже больше двух недель пролежали. Французы как Москву заняли, так и в Грабцево гарнизон пришел, французские драгуны там теперь стоят, главный дом заняли, а их командир в ваших покоях спит. Как только они во двор въехали, я вас потихоньку через заднее крыльцо вынес и сюда привез. Эта изба давно пустая, егерь Трофим еще летом помер, а она далеко в лесу, сюда они не доберутся. Только как теперь сюда доктора привести? Ведь заметят басурмане, найдут нас.
Сашка надолго замолчал, а потом его лицо озарилось радостью, и он предложил:
– Барин, я вам Аксинью привезу. Помните старушку травницу, что на краю деревни живет?
Алексей прикрыл глаза. Он помнил старую травницу, ему казалось, что она была старой и сгорбленной еще тогда, когда он мальчиком первый раз приехал с отцом в это имение двадцать лет назад. Он запомнил, как почтительно отец с ней разговаривал, а потом сказал сыну, что травница зарастила ему шрам, оставленный персидской саблей, и он перестал пугать людей.