Моя легендарная девушка

Гейл Майк

7) Я хочу пообедать с Джоном Хьюзом [81] .

8) Я хочу еще чипсов.

9) Я хочу снять фильм лучше, чем «Славные парни» [82] .

10) Я хочу состариться с достоинством.

11) Я хочу бросить Мартину, но так, чтобы ее сердце не было разбито.

12) Я хочу когда-нибудь пожить в Бразилии.

13) Я хочу мира во всем мире (ну, пожалуйста!).

14) Я хочу знать, чем же я был так плох, что Агги вообще пришло в голову переспать с Саймоном?

81

Американский

режиссер, снявший, в частности, картину «Клуб „Завтрак“» (1985).

82

Американский художественный фильм (1990), режиссер Мартин Скорсезе.

15) Я хочу знать, почему все-таки небо голубое.

16) Я хочу, чтобы мои родители опять были вместе.

17) Я хочу бросить курить.

18) Я хочу жениться.

19) Я хочу, чтобы Алиса была сейчас со мной.

20) Я хочу завести кошку.

21) Я хочу, чтобы о моей жизни сняли фильм.

22) Я хочу чистое полотенце.

23) Я все еще хочу, чтобы Саймон погиб в страшных муках.

24) Я хочу, чтобы у меня никогда не кончались сигареты.

25) Я хочу стать чьим-нибудь отцом (когда-нибудь).

26) Я хочу верить во что-нибудь необъяснимое.

27) Я хочу принцессу Лею.

28) Я хочу уметь играть на гитаре лучше Саймона.

29) Я хочу быть героем.

30) Я хочу спать.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

8:08

Голова моя дернулась и глаза раскрылись едва не со скрипом, когда звонок телефона вырвал меня из небытия. Со сна я плохо ориентировался, но все-таки смог на ощупь обнаружить источник шума. Беззвучно пукнув, я поднял трубку — как раз в тот момент, когда телефон начал звонить во второй раз. Тем не менее мне пришлось минуты две стонать и потягиваться, пока мой мозг, который все еще на пару шагов отставал от тела, наконец сообразил, что происходит. Со мной кто-то разговаривал. Я определил, что использует он для этого английский язык. Теперь мне предстояло составить слова в каком-нибудь разумном порядке, чтобы осмысленно встроиться в разговор.

— Прости, что не перезвонила тебе, Вилл. Я просто…

Говорившего я не узнал.

— Не извиняйся, — слабым голосом сказал я, почесывая пах. — Скажи только, кто ты.

— Это я, Алиса.

— А, да. Неплохо, — сказал я. — Который час?

— Десять минут девятого. Воскресенье. Утро.

— До меня, конечно, доходили слухи, но лично я никогда не свидетельствовал, что такое время и вправду существует. Десять минут девятого, воскресное утро. Подумать только.

Я покончил с детсадовским юмором и уже собрался загнуть нечто сюрреалистическое по поводу разнообразных теорий, которые приходили мне в голову за последний месяц относительно времени, пространства и природы реальности, как вдруг Алиса расплакалась.

— Алиса, прости меня, пожалуйста, — извинился я. — Я дурак. Не обращай на меня внимания.

— Ты тут не при чем, — ответила она.

Пока она рассказывала, что случилось, я был весь внимание. Брюс явился в субботу вечером домой «с работы» и спокойно заявил, что уходит от Алисы к другой женщине. Со стороны Алисы последовали слезы и крики, после чего ему хватило порядочности признать, что этой «другой женщиной» была Анжела, его начальница. А когда Алиса спросила, как давно это у них, он сказал только, что переезжает прямо сейчас, а за своими вещами зайдет попозже. Вот такие пироги, как говорится. Меньше чем за полчаса целых пять лет совместной жизни превратились в пыль.

Имея

на руках всю эту информацию, я мог наконец приступить к роли лучшего друга и надежной опоры, какой была для меня в свое время Алиса, когда меня бросила Агги, и ничто не могло меня остановить. Моей прямой обязанностью было утешить ее и приободрить, но, к собственному стыду, я не чувствовал себя в состоянии справиться с этой задачей. Все, что приходило мне в голову, казалось либо глупым, либо бестактным — для кого-то вроде Мартины вся эта чуть была бы как манна небесная, но Алису этим можно было только обидеть. Она заслуживала чего-то настоящего, а не бессмысленных банальностей, но ничего иного у меня не было. Вот она, моя лучшая подруга, ей больно, и во всем английском языке не найдется слова, способного остановить эту боль.

Но и штампы существуют на свете не без причины. Они нужны, чтобы заполнять паузы в разговоре — тогда говорящий чувствует себя не таким беспомощным. Кроме того, они не вызывают дополнительного раздражения. Поэтому я представил, что бы сделала на моем месте Барбара Вайт. Во-первых, она задала бы ряд вопросов — пусть даже ответы на них очевидны — и так проявила бы свою заботу.

— У тебя все в порядке?

— Нет, у меня все не в порядке, Вилл. Я раздавлена. Совершенно раздавлена. Я и не думала, что со мной может такое случиться. Он говорил, что любит меня. Он говорил, что хочет на мне жениться. Говорил, что всегда будет меня любить. Он лгал мне. Лгал. — Она снова расплакалась.

В голове у меня было пусто, и дух Барбары Вайт опять взял надо мной верх.

— Тебе, наверное, нелегко.

— Поверить не могу, что он ушел. — Алиса не замечала, какую бессмыслицу я несу. — Ушел. Что мне теперь делать? С тех пор, как он ушел, я ни к чему не притронулась — сижу и реву. Кошка нагадила в ванной на пол, мне надо готовиться к завтрашней встрече со старшим менеджером, я собиралась сегодня покрасить кухню — а я ничего не могу делать. — Она сардонически рассмеялась. — А кошку я все равно ненавижу. Этой чертовке Брюс всегда нравился больше, чем я.

— Ну, раз он ушел, теперь она, наверное, будет любить тебя больше, — глубокомысленно заметил я.

Алиса опять принялась плакать.

Я выключил режим Барбары Вайт — ни мне, ни Алисе лучше от него не становилось. Вместо этого я сделал то, что должен был сделать с самого начала, — решил положиться на мою природную способность видеть Вещи Такими, Какие Они Есть. И так же о них говорить.

— Понимаешь, Алиса, — сказал я, забираясь обратно в кровать, — такие дела: жизнь — это толстая старая задница. Так было всегда и всегда будет. — Мне стало холодно, и я натянул одеяло на плечи. — Я понимаю, каково тебе сейчас. Правда. Хорошо понимаю. Вот ты живешь в счастливой уверенности, что только одно помогает тебе не сойти с ума, только одно придает всему смысл — твоя любовь, тот, кого ты любишь, и вдруг взззз! — он исчезает с горизонта быстрее, чем тасманский дьявол с новогодней шутихой в заднице. И на память о том, что он когда-то был частью твоей жизни, тебе остается только стопка фотографий, несколько писем и чертова уйма воспоминаний.

Алиса молчала. Я не знал, для кого я произнес эту маленькую речь, а потому сменил тему.

— Тебе хоть удалось немного поспать?

— Нет. Я всю ночь размышляла и плакала. Я бы и раньше тебе позвонила, но, когда мне захотелось позвонить, было уже поздно.

— Слушай, — мягко сказал я. — Ты можешь звонить мне в любое время. Утром, днем, ночью. Это, как поет Дайана Росс, «Нет такой высокой горы». — Я прокашлялся и представил ее вниманию собственный вариант этого старого, но проникновенного хита.