Моя летняя ночь
Шрифт:
– Он всегда такой? – тихо спрашивает девушка, смотря вслед своей удаляющейся подруге и моему другу.
– Всегда, – смеюсь я. – Не переживай, он абсолютно безобиден.
Во всяком случае был, до встречи со своей Маргаритой.
– Я Таня, – представляется девушка.
– Ну что, Таня, где тут у вас хороший клуб?
– А ты тоже безобиден? – тонкие пальчики проходятся по моему плечу.
– Это зависит от твоих предпочтений, – усмехаюсь, приобнимая ее за талию и веду к выходу.
Через пару часов мы греемся в местной, типа элитной сауне. От элитного тут только
А если теория о половинках просто херня? Когда-то я думал, что Машка моя половинка, и мы будем вместе всю жизнь. Но после нее было так много баб, что я не смогу вспомнить их всех. И Золотарева достаточно быстро исчезла из моей головы. Я понял, что это была первая влюбленность, первый опыт. Не представляю сейчас нас вместе, и не хочу этого.
И вообще, как можно быть с кем-то с самой школы?
Хотя, Романов свихнулся на Тине, как только увидел, и до сих помешан на ней. Значит, все же бывает такое.
Просто ко мне это пришло позднее. К Коршуну тоже, раз он теперь женщин только созерцать может. До Самойлова эстафета еще не дошла.
– Леш, может, искупаемся?
Рядом материализуется Таня. Посыревшее от купания соблазнительное белье не скрывает грудь полного третьего и упругую попку. Пять месяцев назад я имел бы ее по третьему кругу. А сейчас не реагирую на ее ладонь, лежащую на моем плече.
– Да настроения нет что-то, – поднимаюсь с кресла, – и мне уже пора.
– Как пора? Я думала мы с тобой…
Девушка облизывает губки, отодвигая волосы с декольте и выпячивает красивую грудь, предлагая ее мне. Улыбаюсь понимая, что мне это не интересно. Удивительно, как становится легко, когда из жизни исчезает соблазн. В моей голове только Анька. И не смотря на приподнятый член, среагировавший чисто физиологически, я не хочу девушку, сидящую передо мной и просящую трахнуть ее.
– Прости, – извиняюсь, потому что если бы меня обломали, я хотел бы услышать извинения, – но я не могу.
– Ты же хочешь, – она видит настроение моего мужского органа, явно выделяющегося в боксерах.
– Да, но не сейчас. Еще раз прости. И я окуплю испорченные
Глаза девушки загораются.
– Мих, – ору, перекрикивая бред, несущийся из микрофона, – собирайся. Нам пора.
– Нееет! – стонет его подружка, которая подпевает во второй микрофон, у них что-то типа баттла. – Я почти его выиграла!
– Да его все выигрывают, – ржу я.
– Я не пойду. Мне тут нравится, – объявляет МС Коршун в микрофон.
– Ну как хочешь, потом не жалуйся!
Одеваюсь. Оплачиваю девчонкам сауну до утра и прошу админа вызвать двух мужчин-стриптизеров. Пусть повеселятся. Ну… и Коршун пусть развлечется вместе с ними.
В части почти никого нет. Половина на вечернем дежурстве, которое не прекращается на полуострове ни на минуту. Половина отдыхают.
Набираю телефон своей русалки. Я знаю, что она скинет. Но это меня успокаивает. Я хотя бы знаю, что она жива.
Привожу в порядок форму. Она понадобится завтра к вечеру, но мне нравится, когда все готово заранее. В казарму заходят двое моих сослуживцев. Армен тащит Влада, укладывает его на кровать и по казарме разносится возмущенное "Вы, русские, неустойчивы к хорошему, настоящему коньяку".
Вот он это зачем сказал? Я готов был лечь спать. Но теперь никто из нас не уснет, пока я не докажу ему насколько мы, русские, устойчивы к любым видам алкоголя.
Следующие полчаса мы бегаем по местным кафешкам, набирая хороший коньяк, отбираемый Арменом, раз уж он взялся быть у нас знатоком. Возвращаемся в казарму, где выпиваем по рюмке за рюмкой, при судействе вернувшегося с гулянки Стаса. На улице глубокая ночь, но остановиться теперь мы не можем. У нас договоренность. Один должен вырубиться. И я не хочу быть первым.
Спор прерывает раскатистый громовой голос пьяного Коршуна.
– Где этот гад?
Дверь открывается с пинка моего гигантского друга. И Мишаня разъярен.
– Вот ты где, маленький говнюк! Стриптизеров мне заказал? Я же теперь всю ночь не усну! Вот же ты урод!
Я ржу и не могу остановиться. Пьяный Арменка и не менее пьяный Стас, который не смог остаться просто судьей и подключился к соревнованию, таращат глаза, потому что не видели еще Коршуна таким злым.
– Они перед моей рожей членами трясли! Я чуть не блеванул! Мне пришлось втащить одному, потому что у него, блин, встал! На меня встал! Че ты ржешь то постоянно?! Мне надо выпить.
Парень выпивает залпом одну треть бутылки коньяка и ставит ее на стол с такой силой, что рюмки, стоящие рядом, опрокидываются.
– Вот тут я их члены видел, – орет Мишаня, водя ладонью перед носом. – Он меня чуть концом своим не коснулся! И если я после этого стану педиком, я тебя, Кобарь, первым трахну!
Парни начинают гоготать, понимая, во что я втянул друга.
– И поверь, – шипит обиженный, – ходить после этого ты сможешь не скоро.
На глаза выступают слезы. Хватаюсь за живот. Ноздри генеральского сынка ходят ходуном. Но я знаю, что бить меня он не станет. Еще несколько минут, и он успокоится. Это же Мишаня, с ним и не такое случалось. Он выживает в любых условиях.