Моя летопись
Шрифт:
В эмиграции Лоло продолжал свою газетную работу, писал остроумные фельетоны в стихах, сотрудничал в «Летучей мыши» Балиева, ездил с театром «Маски» (тоже балиевского жанра) по Европе [381] . Вера Николаевна играла его скетчи и пела в хоре.
— Если бы мне в Москве предсказали, что я буду петь в театре бельгийской Королевской оперы, я бы тут же сошла с ума, — говорила она. — А вот пела, запевала — и хоть бы что.
Последние годы оккупации им жилось тяжело. Оба хворали и, конечно, нуждались. «Семьдесят лет — годы расточительные, — писал он. — Одни лекарства сколько стоят».
381
С. 319. …ездил с театром «Маски» (тоже балиевского жанра) по Европе. —Лоло руководил театром «Маски» в 1923–1925
После смерти Веры Николаевны Лоло совсем притих, отошел от жизни.
Мало говорил, мало читал. Близорукие глаза его совсем устали. Да и не хотел. В силу особенности своего таланта привык смотреть на жизнь и людей немножко иронически, отмечая все усмешкой, шуткой, острым словцом. Погасла улыбка, отлетела шутка, отмечать главное устали глаза. Он их закрыл и повернулся к стене.
Тяжело так уходить, Лоло?
Что поделаешь? Надо дорого платить за высокое счастье земной нашей жизни, за долгую, до гроба верную любовь.
А меня, Лоло, уже не проводите. Как-нибудь одна дойду.
Илья Фондаминский
Я бы не стала писать о Фондаминском. Мне трудно рассказать о нем так, как бы я хотела. Но есть нечто, что заставляет меня это сделать. Это его слова о людях, душевно близких друг другу: «После смерти такого близкого непременно надо вспомнить и рассказать о нем». Сам он после смерти своей жены выпустил о ней целую книгу, в которой собрал воспоминания всех ее друзей.
382
Впервые: Новое русское слово. 1951. № 14248. 29 апреля. (прим. Ст. Н.).
Сложную дорогу его души я рассказать не могу и не смею за это браться. Я хотела бы только наметить те простые этапы его пути, которые развертывались перед нашими глазами, то, что мы все видели и в меру собственных душевных сил понимали.
Илья Фондаминский был праведник.
Так говорят о нем все его хорошо знавшие. Не все одинаково, но в долгом о нем разговоре слово это мелькнет неминуемо.
Трудно думать, что вот среди нас, в нашей плохой и злой жизни жил человек, которого можно назвать таким именем. Жил нашей жизнью среднего русского интеллигента, не проповедовал, не учил, не юродствовал и был праведником. Достоевский, рассказывая о таком же праведнике, сделал его эпилептиком и даже назвал «идиотом». Это необходимо было, чтобы легче, убедительнее и приемлемее стало такое чудо — жизнь праведника среди нас.
В своей прекрасной статье о нем (Новый журнал, книга 18-я) Г. П. Федотов, называя И. Фондаминского праведником [383] , делает странное замечание: «Правда, шансов на канонизацию у него, еврея и эсера, не много…»
Но разве апостолы и святые ранней зари христианства не были почти сплошь евреями? И разве не было среди канонизированных праведников людей с самым лютым звериным прошлым, пострашнее эсеровских речей Илюши Фондаминского?
Но в этих строках превосходной статьи Г. П. Федотова очень значительно, что такой вопрос, хотя бы с полуотрицательным ответом, мог быть поставлен.
383
С. 321. В своей прекрасной статье о нем (Новый журнал, книга 18-я) Г. П. Федотов, называя И. Фондаминского праведником… — Федотов Георгий Петрович (1886–1951) — философ, богослов; познакомился с Фондаминским в 1927 г. и при его поддержке основал журнал «Новый град». Тэффи цитирует статью «И. И. Фондаминский в эмиграции», опубликованную в 1948 г. (прим. Ст. Н.).
О своей молодости Фондаминский говорил немного и всегда с усмешкой.
Чуть ли не с гимназической скамьи начал он выступать как партийный оратор, носил кличку Лассаля и Непобедимого [384] . Говорил всегда пламенно и увлекательно, не столько убедительно, сколько убежденно. Красивый и приятный, он нравился. Происходил из состоятельной семьи и, конечно, все, что мог, отдавал на партию.
Я его в те времена не знала, а рассказать хочу только то, что сама видела. Встретились мы в эмиграции, а подружились только перед самой войной, уже после смерти его жены.
384
…носил кличку Лассаля и Непобедимого. — Лассаль
Многие ставили ему в упрек, что в привязанности его нет горячей любви, что он «тепленький» и любит всех одинаково, а каждому другу, естественно, хочется быть исключительным и единственным.
Он даже как-то сказал:
— Собственно говоря, не надо даже видеть своих друзей. Достя точно знать, что они существуют, и любить их и, если им плохо, спешить к ним на помощь.
Я никогда не упрекала его за тепленькую любовь. Ведь эта всемирная любовь, любовь жертвенная к человеку, а главное, мука за его страдания, это и был его тайный, подспудный огонек, пламени которого мы не видели, но тепло чувствовали. Это и есть идеальная христианская любовь, та самая, которая «не ищет своего» и которую с таким трудом воспитывают в себе монахи.
Как он жил среди нас?
Он очень увлекался своей работой — писал «Пути России» [385] . Но и вся жизнь его, обращенная к людям, была очень деятельная. У него был необычайный организаторский талант. Думаю, что и развился у него этот талант от постоянного старания помочь людям, придумать для них какой-нибудь выход. Так он устроил ряд докладов, чтобы спасти «Современные записки» [386] . Основал орден «рыцарей русской интеллигенции». Рыцари бегали, продавали билеты, создалось соревнование, и дело удалось великолепно.
385
Он очень увлекался своей работой — писал «Пути России». —«Пути России» — серия историософских статей Фондаминского, опубликованных в журнале «Современные записки» (1920. № 2; 1921. № 4, 7; 1922. № 9, 12; 1923. № 14; 1924. № 18, 22; 1927. № 32; 1932. № 48–50; 1933. № 52; 1934. № 54; 1936. № 62; 1939. № 68; 1940. № 70). (прим. Ст. Н.).
386
…устроил ряд докладов, чтобы спасти «Современные записки». — «Современные записки» — крупнейший и наиболее влиятельный журнал русской эмиграции; выходил в Париже в 1920—1940-е годы. Всего вышло 70 номеров. В журнале печатались художественные произведения, публицистические и литературно-критические статьи. В нем были напечатаны впервые многие произведения как классиков русской литературы XX в. (И. А. Бунин, И. С. Шмелев, Б. К. Зайцев, В. Ф. Ходасевич), так и молодых писателей, которые уже в наши дни обрели имя классиков (В. В. Набоков, Г. И. Газданов). Поскольку издание журнала требовало больших затрат, редакторы журнала искали способы его финансирования: устраивали благотворительные концерты, доклады и т. д. (прим. Ст. Н.).
Чтобы поддержать парижских поэтов, основал «Круг», члены которого должны были продавать книжку очередного поэта и на вырученные деньги печатать книжку следующего. Все было организовано умно и осторожно, самолюбие не было задето, каждый работал для себя и для других, и не чувствовалась рука благотворителя, которая все-таки создавала и направляла все дело.
Одному молодому поэту, недурно рисовавшему [387] , он посоветовал рисовать художественные открытки и взялся их продавать. Поэт был гордый, и просто денежная помощь его бы смутила, но продавать свои картинки — в этом не было ничего унизительного. Само собою разумеется, что почти все картинки покупал Илюша сам и дарил их только тем знакомым, у которых поэт никогда не бывал и увидеть их не мог.
387
С. 322. Одному молодому поэту, недурно рисовавшему… — Очевидно, имеется в виду Юрий Павлович Одарченко (1903–1960), поэт и художник-график. (прим. Ст. Н.).
Он устраивал лекции для молодежи по русской истории, по православной религии, помогал русскому театру.
Помню, какая-то труппа жаловалась ему на безвыходное положение. Предложили выгодную поездку, а денег на выезд не было. Илюша снял жемчуг с шеи своей жены:
— Вот сейчас же заложите и начинайте работать. Потом сосчитаемся.
Помощь его всегда была простая, какая-то «естественная», точно иначе и быть не могло.
Илюша искал чужое страдание. Он откликался на него спешно, точно боялся опоздать, точно некий голос звал его и торопил и он на ходу отвечал: