Моя любимая панда
Шрифт:
Викки остановилась, чтоб вытереть носовым платком своё влажное от слёз лицо. Ведь за фасадом этой внешне неповоротливой, закомплексованной девушки скрывалась страстная и даже творческая натура. Постоянная нужда, сложные взаимоотношения с матерью, поиск работы и прочие проблемы не позволяли раскрыться Виктории Вашингтон. У неё были все задатки, чтобы расцвести, как прекрасный цветок, но не было никаких условий для этого.
– Ты не видела, мама, – продолжила девушка вновь свой мысленный разговор с матерью, – сколько миль я прохожу в день, чтобы сэкономить на транспорте. Проблема
Последние слова девушка нечаянно произнесла вслух.
– Что вы хотите сделать, мисс? – внезапно раздался над ухом Виктории мужской голос.
Викки сама не заметила, что она теперь идёт в толпе протестующих. Правда, людей было не так много, но все они двигались в центр города. Девушка подняла глаза и увидела некого симпатичного мужчину примерно пятидесяти лет. Он был белый, но держал в руках плакат «Чёрные жизни имеют значение». Незнакомец дружелюбно улыбнулся Викки и повторил:
– Что вы хотите сделать, мисс? Надеюсь, это не слишком серьёзно, без глупостей? – и он, выпучив глаза, схватил себя за горло, делая вид, будто он задыхается, как это бывает с теми, кто собирается свести счёты с жизнью, повесившись на верёвке или на дереве.
Виктория не выдержала и расхохоталась. А мужчина весело сказал:
– Привет, я Оливер, но ты можешь называть меня просто Нолл! – на его щеках появились симпатичные сексуальные ямочки.
– Привет, я Виктория, но ты можешь называть меня просто Викки, – ответила девушка, чувствуя, как у неё на душе становится хорошо и даже спокойно. Возможно, потому что от её нового знакомого исходило чувство уверенности и вместе с тем душевного тепла. Или то, в чём отчаянно нуждалась Викки.
– Ты тоже, Викки, хочешь внести свой вклад в доброе дело? – кивнув на нестройную толпу протестующих, спросил Оливер.
Виктория смутилась. Тем не менее она сказала правду:
– Нет, Нолл! Я оказалась здесь абсолютно случайно.
– Ты считаешь это пустой тратой времени, и думаешь, будто движение «Чёрные жизни имеют значение» ничего в нашей стране не изменит? – задал Оливер новый вопрос.
– Конечно, нет! – покраснела девушка. – Просто я собиралась выйти на протесты в другой день, может быть, в следующую субботу. А сегодня у меня нет настроения.
– Понимаю, – кивнул головой её новый знакомый. – Человек не должен заставлять себя делать что- то, идя на поводу у общества. Это лицемерие. А я выхожу на протесты в память о моей покойной первой жене. Она была чернокожей. Вместе с тем я и сам понимаю, что наш мир в действительности устроен несправедливо, и нужно что- то менять.
Виктория была поражена. Оливер так просто, доходчиво объяснил то, что она пыталась с самого начала протестов сказать своей матери. Миссис Вашингтон очень волновало мнение их соседей. Конечно, она также переживала за права чёрных. Тем не менее, говоря дома с детьми о протестах, мать больше всего беспокоилась, что соседи будут недовольны тем, что семья Вашингтонов не принимает в протестах активного участия.
– Жаль,
– Тогда, давай, Викки, прогуляемся? – предложил мужчина. – Я, между прочим, также здесь случайно оказался. Нет, не на протестах, а в этих краях. Мне позвонил один знакомый. Мы с ним долго разговаривали, и я шёл по улицам, не глядя по сторонам. И только теперь я обнаружил, что нахожусь немного не там, куда изначально собирался, – Нолл улыбнулся.
– Я не против, Нолл, – сказала девушка и свернула с шумной улицы в тихий переулок со словами: У меня от шума разболелась голова. А здесь, – Викки окинула взглядом переулок с домами, построенными ещё в начале 20 века, – хорошо, уютно и главное – тихо.
Они пошли по улице, болтая и разглядывая старые дома. У одного из этих домов сидел на ступеньках крыльца чёрный. Это был пожилой мужчина, который грелся на солнце и курил с наслаждением сигарету. Увидев чернокожую девушку в компании белого мужчины, он им дружелюбно улыбнулся и даже помахал рукой. Оливер с Викторией ответили мужчине тем же. В другом дворе чернокожая пожилая женщина развешивала постиранное бельё. Она также проводила с улыбкой Викки и Нолла. Потом мимо них пробежала со смехом ватага чернокожих ребятишек. А Оливер в какой- то момент удивлённо сказал:
– Похоже, белых в этом квартале вообще не осталось?
– Ты что, здесь раньше бывал? – с любопытством спросила его девушка. Однако Нолл ей не ответил. Он вдруг весь как- то напрягся. Ещё раньше Виктория обратила внимание, что у её нового знакомого выпуклые крупные вены. Такие вены обычно встречаются у тех, кто всерьёз занимается, или занимался когда- то спортом. У Нолла вены явственно проступали под короткими рукавами его ярко- жёлтой футболки. Но теперь вены у мужчины так сильно вздулись, что она испугалась, как бы они не лопнули от напряжения.
Виктория проследила за взглядом своего случайного спутника. Теперь ей стало понятно его волнение. Навстречу им шли четверо чернокожих парней. Кажется, они были немного навеселе. Викки сделала такой вывод, потому что эти парни вели себя чересчур развязно. Они громко хохотали, били друг друга – по плечам, спине и даже по голове, и шли по улице расслабленной походкой. Однако стоило им только увидеть впереди себя чёрную девушку в сопровождении белого мужчины, как их улыбки внезапно превратились в грозный оскал. Викки вздрогнула.
Девушка хорошо знала, что представляют из себя эти уличные хулиганы. Такие же ребята жили с ней на одной улице. И хоть их квартал сплошь состоял из чернокожих, Виктория этих парней боялась. Им было наплевать, кто перед ними: девушка, пожилой человек или ребёнок, белый он или чёрный. Безработные парни всегда готовы были выплеснуть на кого- нибудь свою агрессию. Сознавая свою безнаказанность, они выкрикивали вслед Виктории обидное, унизительное прозвище: «Толстожопая». Хотя Викки, в отличие от них, пыталась как- то изменить свою жизнь, а также внешность.