Моя любимая жена
Шрифт:
— Разумеется.
— «Китайская цена» — ключ ко всему. Это даже важнее гигантских размеров китайского рынка. Западные бизнесмены четко усвоили: что бы они ни производили, себестоимость производства в Китае всегда окажется самой низкой.
— Вы хотите сказать, что в Китае можно размещать любые отрасли промышленности и это всегда принесет выгоду?
— Это лишь внешняя оболочка «китайской цены». — Девлин покачал головой. — Настоящая «китайская цена» — это те компромиссы, на которые мы вынуждены идти, чтобы работать здесь. Забудьте всю чепуху относительно древности китайской цивилизации. Забудьте пропагандистские россказни о четырехтысячелетней
Они стояли у окна. Солнце только что село, но сумеркам не удалось завладеть Пудуном. Буквально тут же весь район залило множество искусственных огней. Билл и Девлин молчали. Каждый чувствовал себя завоевателем, и это зарево заменяло им золотые россыпи.
Биллу захотелось поскорее отправиться домой. Поездка в Яндун оставила не только грязь на его ботинках и пятна на костюме. Было еще что-то, чему он не пытался искать объяснений. Вернуться домой, тихо улечься рядом с Беккой и просто держать ее своих объятиях. А может, они перейдут в его спальню, чтобы не тревожить Холли. Тогда дело не ограничится только объятиями.
Билл уже шел к лифту, когда из офиса Шейна донеслись возбужденные голоса Юргена и Вольфганга. Они о чем-то говорили по-немецки, затем переводили очередную порцию своих проблем на ломаный английский. Заслышав шаги, Шейн выскочил в коридор и схватил Билла за руку.
— Дружище, они так напуганы случившимся, что того и гляди наложат в свои lederhosen, [23] — со вздохом поведал Шейн. — Боятся, как бы эта шайка журналистов не написала чего-нибудь.
В ответ Билл тоже вздохнул, но останавливаться не стал.
23
Кожаные брюки, вид национальной одежды в Германии, Австрии и немецких областях Швейцарии.
— Давай сводим их куда-нибудь, угостим пивом или чем-нибудь покрепче и успокоим бедняг. Я скажу, что все это мелочи, ты меня поддержишь. Как-никак нам с ними еще работать и работать.
— Вообще-то я собираюсь домой, — сказал Билл. — И так который день подряд не вижу жену и дочь.
— Одна порция, дружище. Всего одна. Ради корпоративной солидарности.
— Ладно, — согласился Билл. — Но только одна.
На той же улице Тун-Жэнь помещался ирландский бар со звучным названием «Ни дна ни покрышки». Им владел рослый швед, не имевший ни капли ирландской крови. В баре всегда было людно. Посетителей привлекали футбольные матчи, идущие по Star TV, с комментариями на кантонском диалекте, разливное пиво «Гиннесс» и живая музыка, исполняемая манильским оркестром.
— В Азии их встретишь повсюду, — сказал Шейн, кивая в сторону оркестра.
Похмелье миновало, и он был готов к новому вечеру.
— Мне нравятся филиппинцы, — продолжал он. — Их певцы действительно поют, а музыканты — играют, а не кривляются под фонограмму. На Западе они пошли бы по традиционной дорожке: записали диск или выступили в каком-нибудь телешоу. А здесь они играют «живьем», развлекая таких, как мы.
Шейн допил кружку и заказал вторую.
— Начинаешь думать, что вся музыка состоит из филиппинцев, — добавил он.
Билл с интересом наблюдал за ним. Сейчас рядом сидел не просто Шейн, которого он видел ежедневно, а Шейн, вожделенно глядящий на миниатюрную филиппинскую певицу. Женщина, чуть откинувшись назад
24
Американский вокально-инструментальный дуэт брата и сестры Ричарда и Карен Карпентер. Пик их популярности пришелся на 70–80-е гг. прошлого века. «We've Only Just Begun» — один из самых знаменитых их хитов, написанный в 1970 г. До сих пор считается неофициальным свадебным гимном.
— Кто она такая? — спросил Билл.
— Росалита, — с неподдельной нежностью ответил Шейн. — Их оркестр называется «Росалита и парни с бульвара Роксас».
— Ты ее знаешь? — задал новый вопрос Билл.
Похоже, Шейн только и думал об этой женщине. Австралиец нехотя повернулся к Биллу.
— Я помню тебя с твоей женой, — вдруг сказал он. — Да, с твоей Беккой. Помню, как впервые увидел вас на том обеде. И я завидую тебе, Билл. — Он вновь повернулся к сцене. — Понимаешь, такая жизнь не может продолжаться вечно.
Росалита опять тряхнула черной гривой, улыбнулась белозубой улыбкой и качнула миниатюрным задом. На талии у нее был повязан экзотический пояс лимонно-желтого цвета. Брюки певицы облегали ее тело столь же плотно, как мокрый купальный костюм.
Немцы шумно облизывались.
— Она сделала татуировку, — вполголоса сообщил Шейн, осторожно наблюдая, как Билл воспримет эти слова.
— Ну и что? — пожал плечами Билл. — Сейчас множество женщин украшают себя татуировкой.
— Но у Росалиты это не просто узор. У нее вытатуировано «Том».
— А это еще кто? — спросил Билл, немного подумав над услышанным.
— Какой-то козел, — ответил Шейн, заметно мрачнея. — Так она говорит. Просто один из козлов.
После небольшого перерыва оркестр заиграл другой романтический хит былых времен — «Penny Lover» Лайонела Ричи. [25] От недавней веселости Росалиты не осталось и следа. Она пела с безудержной меланхолией. Черные волосы закрывали ей лицо. Шейн вздохнул. Билл просто слушал песню и вдруг почувствовал, что к пению и музыке примешались другие звуки: покашливание, сдавленные смешки, характерные для мужчин, стремящихся уломать женщину.
25
Американский певец в стиле соул и композитор.
В поле зрения появились пятеро — европейцы в деловых костюмах. Шестой оказалась высокая китаянка. Та самая, что Билл видел во дворе «Райского квартала». Только сегодня в ее волосах не белела орхидея.
Шестерка заполнила собой крошечный танцевальный пятачок. Китаянка пребывала в каком-то трансе. Она танцевала не под музыку филиппинцев, а под иную, звучавшую у нее в голове. Закрыв глаза и подняв руки, она кружилась на пятачке. Спутники китаянки откровенно лапали ее. Билл поморщился. На скуле женщины темнела царапина, похожая на след от удара.