Моя любимая жена
Шрифт:
— Моей жене позвонили? — спросил Билл. — А на работу? Бекке и так волнений хватает.
— Пока вы спали, приходила ваша сослуживица. Миссис Дэн, если я правильно расслышал ее фамилию.
Цзинь-Цзинь кивнула, но доктор Кхан этого не заметил. Билл чувствовал, что врач старательно не замечает ее присутствия.
— В вашей фирме знают о случившемся с вами. Миссис Дэн сказала, что сама позвонит Бекке… вашей жене.
— Я тоже хочу позвонить жене.
— Вы непременно ей позвоните, как только немного поправитесь, — отозвался Кхан стандартной врачебной фразой.
— Благодарю
Индиец коротко кивнул и отвернулся.
Проснувшись, Билл не сразу вспомнил, что находится в больничной палате. Ее озарял слабый свет ночника. Из-за двери доносились звуки ночного госпиталя. Кто-то вскрикивал во сне. Потом мимо палаты на шуршащих колесиках провезли каталку. Толкавшие ее медсестры вполголоса разговаривали по-китайски. Где-то звонил телефон, но на звонок никто не отвечал.
Возле койки по-прежнему стояла капельница. Ее резервуар наполовину опустел. Билл шевельнул затекшей рукой, и по ней поползли волны такой же ледяной боли.
Билл вспомнил, как его сюда привезли, как ставили капельницу. Он вспомнил разговор с доктором Кханом. Потом индиец ушел. Цзинь-Цзинь тоже ушла, тихо и молча. А сейчас на стуле рядом с койкой сидел Шейн.
— Ну как ты, дружище? — спросил австралиец.
Билл закрыл глаза и улыбнулся. Австралийский акцент Шейна был сейчас самой лучшей музыкой для его ушей.
— Вляпались мы, дружище. Вроде бы крепкие, парни, а вот…
— Даже не знаю, что такого я мог съесть, — простонал Билл.
Он вспомнил их субботний поход в ресторан. Они с Шейном решили угостить немцев настоящей лапшой дань-дань. [59] Но почему из всех четверых отравился только он? Значит, дело не в лапше.
— Амебную дизентерию можно подцепить и через воду, — пояснил Шейн. — Даже через кубик льда. Я всегда говорю: в Шанхае нужно быть очень осторожным с водой. Твои уже знают?
— Нэнси должна была связаться с Беккой. Думаю, что она ей позвонила. Завтра я уже сам смогу поговорить.
59
Традиционное блюдо сычуаньской кухни, по виду напоминающее спагетти. Обычно подается с мясом, овощами и подливой.
— Наши передают тебе привет. Девлин сказал, чтобы ты не рвался на работу. Нет ничего хуже недолеченной дизентерии. — Шейн неуклюже заерзал на стуле. — А у меня сегодня адский денек был. Представляешь, втирали в мои «мужские сокровища» какую-то теплую вязкую дрянь. По виду что-то вроде желе.
Билл открыл глаза. Воспоминания заставили Шейна поморщиться.
— За эту процедуру люди выкладывают приличные денежки. Когда здешний док заикнулся про сканирование, я сразу представил… Есть такие громадные штуковины, вроде гробов. Тебя туда запихивают целиком. Кстати, как это называется?
— Магнитно-резонансная томография, — ответил Билл. — Сокращенно МРТ.
— Верно. МРТ. Но мне делали совсем другую процедуру. Вроде того, что делают беременным женщинам, когда хотят посмотреть на «начинку» их пуза. Им натирают
Бекка проходила такое сканирование. Боже, как давно это было. Они держались за руки и восхищались, глядя на еще не родившуюся дочь. Какое замечательное было время! Лучшее время в их жизни… Нет, пожалуй, лучшее время — это когда Холли только родилась. Тоже нет. Лучшее время — когда она из ползунка превратилась в маленькую девочку и научилась ходить… Подумав еще немного, Билл решил, что лучшее время началось потом, когда Холли начала произносить первые слова.
Шейну требовалось выговориться.
— Да, дружище, именно такой скан. Я знаю, женщины обычно охают и ахают по поводу своих животов. — Он пододвинул стул ближе. — Я тоже поохал и поахал, когда мне втирали в яйца это гнусное желе.
Билл закрыл глаза и рассмеялся. Он вовсе не хотел обижать друга, но мысленная картина была слишком уж впечатляющей, и он не удержался. Рука сразу же отозвалась ледяной болью.
— И что теперь, Шейн? — осторожно спросил Билл.
Его рослый австралийский друг вновь заерзал на стуле. До сих пор он не делился с Биллом своими опасениями. Он вообще ни с кем не делился.
— Здешний док думал, что мне придется оттяпать одно яйцо. Это все после нашей веселой ночки в Пудуне. Помнишь?
— Так это тогда? — Биллу стало не до смеха. — Боже мой, Шейн… Слушай, мне так неловко.
«А ведь это он из-за меня, — подумал Билл, и мысль обожгла его еще сильнее, чем раствор в капельнице. — Он дважды вступился за меня. Тогда, в пабе, и потом. Какая идиотская цепь случайностей. Если бы не Цзинь-Цзинь… если бы не я… он бы не торчал здесь, а лежал бы рядом со своей Росалитой».
— Док подозревал, что у меня перекрут яичка. Но все оказалось не так страшно, — со смехом продолжал Шейн. — Радиолог — парень дотошный. Потрясающий специалист. И человек приятный. Рассмотрел мои «шарики» вдоль и поперек. Сказал, что никакого перекрута нет, но им здорово досталось. А я чего только не передумал за эти недели! Разум — такой паникер. Навоображает всяких гадостей и потом сам же верит.
— Так это же здорово, Шейн! — приглушенно воскликнул Билл.
Они оба старались говорить вполголоса, словно в палате находился еще один пациент, которого они опасались разбудить.
— Я очень рад за тебя, дружище, — добавил Билл.
— Я помню, как моя бабушка умирала от рака груди, — вдруг сказал австралиец. — Она была потрясающая женщина. Больше я таких не встречал. Когда опухоль обнаружили, оперировать было уже поздно. И знаешь, что сделала моя бабушка? Я это запомнил на всю жизнь, хотя был совсем мальчишкой. Так вот, она, не стесняясь меня, расстегнула платье и положила руку моей матери себе на грудь. На то место, где нашли опухоль. Бабушка заставила мать как следует ощупать этот бугор и запомнить свои ощущения. И сказала матери, чтобы отныне та регулярно проходила обследования. Уж если вдруг обнаружится подобная гадость, от нее можно будет своевременно избавиться… Знаешь, Билл, я боялся, что у меня рак. Но у меня не было бабушкиного мужества, чтобы запихнуть твою руку себе в трусы.