Моя мама – ведьма

Волховец Вера

И все же от осознания содеянного меня лихорадит. Я смогла. Смогла преодолеть силу Ведьмина Замка!

Да – заплатила свою цену.

Уже вытолкав себя из постели и расчесываясь, нахожу на расческе один серебряный волос. Почти час торчу у темного зеркала в умывальне, выискивая его братишек, но нет. Волос пока единственный.

Для ведьмы – и одного его многовато, но я отношусь к этому спокойно. Если один седой волос – цена жизни моего сына, пусть. Не жалко. Я уже говорила Праше – мне замуж не ходить.

И дело не в том, что дурна собой, характер скверный да по хозяйству не умею

ничего.

Умею. Лавку свою держу, в травах разбираюсь, знахарство травяное ведаю лучше всех в городе. Конечно, характер мог быть и получше, но все-таки – не злая карга, кости на головы прохожих не выкидываю. Про внешность и говорить особо нечего – сама себя не склонна называть красавицей, а мужики периодически порывались. Они, конечно, народ такой… Если выпьют сверх меры – и кикимору до потери сознания зацеловать могут.

Нет, дело не лично во мне, конечно.

А в том, кто я есть.

Ведьма, отвергнутая собственным ковеном. Лишенная магии.

Такую не возьмут в жены без оглядки, только после уговоров, делая одолжение, да и то – не любой. Один из десяти мужчин. Такой, у кого плоховато с выбором.

А я – девочка гордая. Я сама на такие варианты не согласна. Я сама выбирать хочу. И чтобы не быть мужику обузой, бесполезной колодкой на шее, той, из-за которой и ему придется привыкнуть к косым взглядам моих ковенных родственничков, да и плевкам в спину – чего уж там.

Ковен у меня злопамятный. И двадцать лет спустя ничего мне не забудет. И пусть даже двадцать старших ведьм сменятся.

Знаю, что глупо так себя вести. Матушка еще пока жива была – не один раз мне кости перемыла, что носом верчу.

– Нашла бы себе простого мужика, Рада, – ворчала она бывало, когда спина от моих растираний переставала ныть, – нарожала бы мне хоть каких внучат. Все не прозябали бы одни, в темном доме, не глотали б пыль этих твоих бесконечных чародейских книжек.

– Будут дети, когда будет время, – я обещала, обещала, но сама понимала тогда, что не соберусь. Уж слишком больно было даже думать о ком-то, когда мой первенец, мой светлоглазый малыш растет где-то там без меня. И больше всего на свете я хотела только одного – выплатить виру ковену, чтобы сняли с моей руки клятый Ведьмин Замок, и хоть пешком уйти в Махавир. Туда, где меня не ждут, где меня даже на порог не пустят, но там хотя бы можно будет что-то услышать. Увидеть хоть по праздникам, хоть краем глаза…

Мама продолжала ворчать. Пока и её не прибрала к себе Холодная Странница. Тот год тяжелым оказался. И трат оказалось много, собранная сумма на выкуп растеклась на похоронные нужды почти целиком. Да и я сама осталась без маминой помощи – пришлось на страх и риск осваивать вот эту вот чародейскую энергию, чтобы четыре раза в год по всем ведьминым дням проводить один и тот же ритуал.

Ритуал, из-за которого на родословном древе моего ковена не проявлялась бы тоненькая веточка от моей ветви.

Они не должны были знать. Вскройся моя ложь – ох, сколько бы меня ждало неприятностей. Это не говоря о том, что ковен ни за что не позволит жить и дышать ведуну-полукровке, рожденному от страстной связи с “нелюдем проклятущим”. Меня убьют, Викрама – убьют, любой ценой, лишь бы не допустить,

чтобы магия нашей семьи текла в жилах магической твари.

Увы, но именно так и будут называть моего сына как только об этом узнают.

Свое утро я пытаюсь провести абсолютно как обычно. Покупаю молоко в четырех дворах от дома, слушаю сплетни про случившееся на стрельбище, убеждаюсь, что мне вслед никто не тыкает пальцем. Ну, не больше чем обычно, если честно. Точно нет причин считать, что городская магическая стража занимается моим розыском.

Если бы они нашли мои магические следы – наверное, уже бы нашли.

Вроде как надо успокоиться, а я умудряюсь не только сумку себе собрать на неделю в тюремной башне, но и в лавке все вылизать, травы перебрать и пирог испечь. С мясом и сонными травами. Ну… А вдруг согласятся чаю попить стражнички?

Дурацкая мысль, конечно. Вряд ли. У них таких умниц – каждая третья, поди, сбежать норовит.

И все же пирог допекаю. Не придут за мной – распродам вместо сонного зелья. На него стабильный спрос, при том, что на вкус оно – жутко горькое. Мой пирог же – напротив, пряный, душистый, с идеально подобранными травками, которые убирают горечь. С руками оторвут, куда они от меня денутся, мои дорогие беспокойные клиенты.

Когда звякает колокольчик у двери, уже ближе к вечеру – я заставляю себя не вздрогнуть. Спокойно разгибаюсь от рабочего стола, отставляю ступку, в которой растирала череду.

Разворачиваюсь к двери. Холодею.

Кажется, я узнала бы его, даже если бы не видела раньше.

И неважно на самом деле, что через всю лавку вьется в воздухе прямо ко мне алая тонкая нить. Вьется не откуда-нибудь, из его руки, точнее – от черного каменного осколка в тонкой мальчишеской ладони. От одного из тех осколков, на которые раскололась та скорлупа, которой я его прикрывала, создавая для черномагической дряни фальшивую цель.

И он тут… С ней в пальцах.

– Здравствуйте, – Ситар Викрам Тиапшет Махавирский склоняет голову набок, разглядывая меня своими нахальными, и боже – такими ясными глазами, – вы – моя мама?

Честно говоря, такого быстрого разоблачения я не ожидала!

Как он здесь очутился? Где его отец?

Может, я умом рехнулась от тоски?

Да вроде не должна так резко…

И что мне ему сказать? Что он дверью ошибся?

Держу пари, он так закатит глаза, как я сама когда-то. Причем сестрицы мои в тринадцать-четырнадцать этим страдали, а я – с десяти лет была уверена, что лучше всех все знаю.

Ну как тут можно ошибиться, когда кровная нить моих чар через всю лавку ко мне вьется.

– Это ведь вы чаровали, – мальчик подходит вперед, протягивая вперед осколок расколотой его защиты, – я на неё своей кровью капнул и шестнадцать слов поиска нашептал.

Строго говоря – тут не было нужды в объяснениях. Все было прекрасно понятно и так. Только родич и смог бы протянуть линию крови между останком чар.

Самое смешное, никто его не учил. По крайней мере – никаких знающих ведунов рядом не было. Все сам, все сам. Ох, молодо, зелено. Помню я свои молодые денечки. Сколько чар было тогда сплетено на коленке, сколько шишек набито, сколько ожогов маслом мазано…