Моя мечта – Марс. Избранное
Шрифт:
Антон переспросил:
– Полторы тысячи долларов за нахождение в карауле на этом посту? Вся работа заключается в ожидании приземления гипотетической тарелки?
– Может и гипотетической! – легко согласился Сердюков. – Но вдруг приземлится? И сколько мы средств сбережем тогда для нашей страны, не растрачивая их на проектирование и постройку околоземных космических станций с телескопами и без них?
Антон и сам смотрел эти передачи про людей, которые заявляли, что над ними проводили опыты на тарелках в космосе, а затем отпускали домой. Всегда было ощущение после таких передач, что интервью брали у каких-то ненормальных, которые все придумали, чтобы хоть на этом заработать. Ни одной приятной на вид
Так он и сделал. Перестал ездить к своему другу на ферму, перешел работать в НИИ «Космос». Уже как-то по осени Антон дремал у слабого костерка после хорошего обеда и почувствовал, что он не один. «Ага! – обрадовался он, – Видать, прилетели!» Он вскочил, но это оказался его старый друг-фермер Федя Иванцов. Он с удивлением смотрел вокруг и на Антона:
– Чего ты здесь делаешь? Не приезжаешь больше и не звонишь! Я обыскался тебя, дело пошло прекрасно, но не хватает доильщиков! Так на тебя рассчитывать?
– Теперь не рассчитывай! – ответил Антон. – Я здесь сижу, жду, когда тарелка приземлится! Только никому ни гу-гу? Понятно? Это я тебе, как другу рассказал.
– Странный ты какой-то! Причем здесь тарелка? Раньше в ведра доили, а теперь у меня специальный доильный аппарат имеется, пойдем ко мне – не пожалеешь!
– Ты, Федя, не понимаешь! – потянулся Антон. – Я здесь на природе целыми днями ни черта не делаю, поляну караулю и неплохие бабки получаю. Ну, зачем, спрашивается, мне твой долбанный доильный аппарат? Помозгуй на досуге, может быть, и сам к нам подашься? Здесь скоро вакансия с наступлением зимы откроется, я словечко за тебя замолвлю.
И долго еще после ухода Иванцова Антон размышлял на тему экономии средств, выделенных на поиск инопланетных цивилизаций. Пока вновь не задремал…
Эмансипация
К редактору крупного литературного журнала, отбившись от секретаря, прорвался полный краснощекий человек в сбитом набок галстуке и сразу с порога начал:
– Нехорошо, господа! Очень даже нечестно! Некрасиво, можно сказать! Что же это получается? Будто мой роман хуже других!
– Какой именно роман? – поинтересовался главный редактор, поняв, что этого посетителя так просто теперь не вытурить.
– «Арктур пробуждается». Вы поручили Иванцову прочесть и дать мне ответ. Нет, вы только послушайте, что он написал! «Это произведение не может быть опубликовано в печати, так как в нем слишком много невероятного». Да ведь это же ФАНТАСТИЧЕСКИЙ роман, почему в нем должно быть мало невероятного?! А вот здесь, на сорок восьмой странице рукописи, он наставил целую кучу вопросительных знаков, даже текст почти не видно!
– Давайте посмотрим вместе, – вздохнув, примирительно предложил редактор и протянул руку. К концу дня он порядком устал. – А вы пока садитесь. И не волнуйтесь, сейчас разберемся…
Полный человек сел с размаху в широкое кресло, отдав папку с рукописью. Редактор нашел упомянутую сорок восьмую страницу и привычно начал читать, решив одновременно комментировать прочитанное, стараясь своими замечаниями, а иногда тоном убедить посетителя
– Вот вы пишите: «Роана сидела, закрыв глаза, в гравитационном кресле, а Гурель отчаянно крутил ручку настройки у кухонного автомата, потому что сегодня был четный день, а, значит, очередь всех мужчин мира готовить ужин и заниматься другими полезными по дому делами». Гм! И вы считаете такую постановку вопроса в быту реальной? Даже в далеком будущем? По-моему, батенька, вы здесь здорово загнули! Хорошо, не будем спорить, продолжим. «Наконец все было готово. Гурель сервировал столик и подкатил его к Роане. Та раскрыла глаза, принюхалась и, осмотрев содержимое тарелок, уставленных на столике, отпихнула его изящной ножкой, заявив, что такую бурду есть невозможно». М-да-а! Неужели это роман о будущем? Что же мы видим дальше? «Гурель быстро увез неудавшийся ужин на кухню, сбросил тарелки в мусоропровод и вновь принялся колдовать над автоматом. Спорить с женой было бесполезно. Еще съездит по физиономии чем-нибудь тяжелым. Ведь это ее день отдыха и развлечений!» – редактор поморщился и решительно отложил рукопись. – Неужели вам самому-то не стыдно эту галиматью читать? Где вы видели таких женщин?
– Извините, – протестующе поднял обе руки посетитель, – но я ни слова против женщин не написал! Напротив, в будущем они полностью уравняют права с нами, мужчинами, а тот эпизод, что вы прочли, только небольшое окошко в это будущее.
– Полный бред! Нашли окошко!!! – резко сказал редактор и поднялся. Но потом вспомнил свою суровую супругу, вспомнил, как она однажды за несколько легкомысленное поведение на молодежной свадьбе отлупила его, пьяного, чугунной сковородкой, вспомнил, что она постоянно заставляет его – это уже в привычку вошло – стирать белье и развешивать на балконе, и добавил, задумчиво глядя в окно. – Вообще-то вы, наверное, в чем-то правы. Пожалуй, в этом что-то есть…
«Конечно, – снова вздохнул он, – Иванцову легко ставить вопросительные знаки, он за свою сознательную жизнь ни разу даже попытки жениться не сделал! Откуда ему знать?»
Море волнуется – раз!
Все произошло на жарком юге в один из самых жарких дней июля. Мы с семьей уже третью неделю здесь жили и поэтому обжечь кожу не боялись. А вновь прибывшие зачастую не выдерживали и пытались загорать наравне со всеми, что приводило к печальным последствиям в виде сильных солнечных ожогов и к появлению групп унылых людей, одетых с головы до ног, завистливо глядящих на нас – загорелых, полных сил. У них же пропадали прекрасные дни, они могли только в тени мола быстро раздеться и поплавать в меру своих сил, а затем также быстро одеться и опять уныло слоняться по пляжу, сильно потея в ожидании обеда.
И вот среди таких вновь прибывших нам посчастливилось наблюдать одного оригинального человека. Это был мужчина средних лет – может, сорока пяти, не более. Когда его спросили, почему он такой белый и неужели в его городке не бывает лета, он ответил
– Почему же? Лето у нас было, но я в тот день работал.
Самое главное его отличие от остальных отдыхающих заключалось в том, что он всегда находился под мухой. Не помню, чтобы он в какой-то миг оказался трезвым, он практически был в стельку пьяным с самого утра. Скорее всего, причина происшедшего в этом и заключалась. Неспроста у многих народов есть поговорка: пьяному и море по колено. И похоже, Коля Козак хотел это доказать любыми способами.