Моя нечаянная радость
Шрифт:
По-настоящему! Без дураков!
И целовал, пока она не ответила…
А она ответила! Почему-то, совершенно непонятно как и почему, но ответила! Растаяла, сдалась и разрешила себе этот поцелуй!
И он был хорош! Дурманящий, сладкий, требовательный и обещавший что-то…
И только она его распробовала и поплыла-а-а, как Батардин прервался.
– Спасибо, – услышала она откуда-то издалека, еще пребывая в расплавленном состоянии.
И кивнула, подтверждая, что принимает благодарность, но тут обнаружилось, что благодарит Батардин не ее, а женщину, проведшую церемонию, которая передавала ему в этот момент все документы.
И
– Вот, – протянул ей новоявленный муж часть документов. – Это ваш паспорт и ваше свидетельство о браке. А теперь нам надо бежать, чтобы успеть на катер.
– Не смейте больше меня целовать! – отчеканила холодным тоном возмущенной королевы Майя.
– Хорошо, – легко согласился мужчина и даже кивнул.
И прямо как ритуал уже, честное слово: подхватил сумку со стула, Майю под локоть и потащил за собой. А она, перекипев приступом гнева и раздражения, так же быстро и остыла, как завелась, но с господином Батардиным предпочла не общаться, предоставив ему полную свободу действий по организационным вопросам, то бишь расплачиваться с таксистом, стоять в кассе на Речном вокзале и брать билеты.
Только на катере она забрала свою дорожную сумку и с подчеркнуто независимым видом ушла подальше, устроившись через три скамейки от Матвея. И сидела молча, разглядывая пейзажи за бортом, на этот раз не позволив никому втянуть себя в разговоры о проблемах, хотя одна из попутчиц предпринимала такие попытки. Майя улыбнулась ей и отвернулась достаточно демонстративно, чтобы можно было понять, что девушка разговаривать не намерена.
Она не очень-то себя понимала – злится она или нет. И что, собственно, демонстрирует своим явным отчуждением этому мужчине и зачем вообще ей понадобились эти демонстрации. Ведь им обоим отчетливо понятно, что они через пару-тройку часов сделают друг другу ручкой навсегда и разъедутся каждый в свою сторону. А вполне могут и не прощаться даже.
Чужие незнакомые люди, о чем разговор! Каждый пошел своей дорогой, какие церемонии прощания, да и зачем?
На развод Майя подаст сразу, как только доберется до Москвы. А может, он подаст раньше. Что были, что не были знакомы и – ха-ха-ха, тридцать три раза! – женаты!
Зачем тогда ей понадобилась эта подчеркнутая отстраненность с намеком на женское «фи» зарвавшемуся мужлану?
«А незачем было меня так целовать! – возмутилась Майка, сама понимая, что по-детски и вообще глупо. – А и ладно, к черту! Чего я завелась, спрашивается?» – окончательно расстроилась она.
Повздыхала немного над своей глупостью, посмотрела еще на природу вокруг и задремала незаметно.
По лестнице от причала катера они поднимались тоже порознь – Майка впереди, а Батардин где-то сзади. Но, когда вышли на верхнюю площадку, обнаружили, что их уже ждет монах, которого Старец послал встретить новоиспеченных «супругов».
– Идемте, – сурово обратился инок почему-то именно к Майе. – Отец Никон ждет.
И заспешил вперед широкими шагами. Она засеменила за провожатым, почувствовав вдруг, что Батардин на ходу, молча, даже не посмотрев в сторону Майи, снимает и забирает с ее согнутой руки ее дорожную сумку. Сопротивляться не стала – отдала, а что, вполне нормальный мужской поступок.
А потом она забыла и про Батардина, и про сумку, и про все остальное на свете. Сначала их проводили к двери, врезанной
Это был мощный старик, как былинный богатырь – под два метра ростом, с широкими сильными плечами, кряжистый такой весь, подтянутый: никакого жира, ни следа немощи, седая длинная борода и волосы, но с прочернью прядками. Помоложе все же Никона, но взгляд такой непростой – ойе-ей-ей.
– Благослови вас Господь, – приветствовал гостей вполне дружелюбно настоятель и попросил: – Покажите ваше свидетельство о браке.
Батардин достал из кармана рюкзака документ и протянул ему. Отец Спиридон внимательно прочитал, кивнул и вернул документ владельцу.
– Сейчас вас сопроводят в нашу монастырскую церковь, там уже ожидает отец Никон, – принялся объяснять настоятель и посмотрел на Майю, обратившись конкретно к ней: – Вам, сестра, следует точно придерживаться существующих правил. Никуда не отходить, следовать только за сопровождающим, не разговаривать ни с кем по пути следования, при встрече с монахами, буде таковая случится, очи опускать и на братьев не смотреть. – И пояснил мягким тоном: – Монастырское служение у нас суровое, молельное, большинство братьев держат строгие обеты и с мирскими людьми не встречаются. Женщина есть для них строгий запрет даже на лицезрение, и не стоит их искушать походя.
– Не буду искушать, – серьезно пообещала Майка.
– Вот и хорошо, – мягко и понимающе улыбнулся ей настоятель.
Их с Батардиным впустили внутрь и повели по двору. Майя с любопытством глазела по сторонам, но обещание свое помнила и, когда навстречу прошли два монаха, добросовестно таращилась себе под ноги, очи, как велено, не поднимая. Но и то, что смогла увидеть, ей необычайно понравилось и сильно подивило. Та часть монастырской территории, по которой они прошли, была великолепно ухожена – тропинки, выложенные спилами деревьев и камнями, чудесные цветники, а между ними, как ни странно, грядки с травами и овощами, фруктовые деревья (это в Сибири-то!) и ягодные кусты – везде чистота, красота и безупречный порядок.
А церквушка!
Небольшая, уютная, ладненькая такая с куполами в сине-золотую полосу и золочеными крестами над ними. И почему-то сразу чувствовалось, что это древнее строение.
На пороге церкви их ждал сам Старец Никон, позади которого маячили уже привычные две монашеские фигуры в черных рясах, как стражи. А, может, и стражи, поди знай – дураков хватает, от которых светлого человека оградить требуется.
– Вижу, наказ мой исполнили, – улыбнулся Старец, когда Майя с Матвеем в сопровождении двух монахов подошли к нему.
– Исполнили, – подтвердил Батардин.
– Постились? – спросил Никон.
– С вечера без еды, – подтвердил Матвей.
– Ну, идем к Богородице, – махнул призывно рукой Старец.
Развернулся к входу и широко перекрестился. Майя с Матвеем перекрестились следом за ним.
Еще на катере Майя покрыла голову шалью, надежно закрепив ее на волосах заколками. Мудрить из-за спешки не стала, оделась почти как вчера, только поменяла футболку на блузку с длинными рукавами и застегнула на все пуговки до последней на шее, так что претензий к внешнему виду у священников не вызвала – юбка в пол и закрытое полностью тело.