Моя непокорная травница

Амор Стейси

— Тогда уходите, и до рассвета не беспокойте нас, — потрогала себя за шею.

Знала, что впившийся ошейник и грубые руки брата главы клана оставят на ней след.

Давина хотела возразить, как и Лиам, как и Аллан, впрочем, но первые два увидели лицо последнего и мою решимость. Я костьми лягу, но выхожу своего внезапного пациента.

Не без труда, я, наконец, вытолкнула всю честную компанию. Что-то подсказывало мне, что они далеко не уйдут. Что они продолжат сидеть под дверью, чтобы утром уличить меня либо в обмане, либо в злом колдовстве. Но

если я прочитала в гримуаре все правильно, если строчки, что вбились в мой мозг, верные, то у меня должно получиться.

Не может не получиться.

Я вытащила из сумки все необходимое. Скепсис боролся с ожиданием чуда. Я пребывала в пограничном состоянии, когда не знаешь за что хвататься.

Судя по дыханию, по мерному, пусть и слабому пульсу, немного времени у меня было.

Для начала я обмыла все раны и обработала их. Зашивать побоялась. И без этих манипуляций по лицу Брюса ходили судороги. Он был бледен, сер, губы побелели и высохли.

Ему требовалось переливание. Провести его без оборудования я никак не могла, даже не представляла каким образом можно совершить подобное. Но буквально вчера я читала про один древний обряд. Он впечатался мне в память из-за того, что я посчитала его похожим на процедуру.

Разделение силы. Когда один здоровый человек, а точнее, одна здоровая и полная сил ведьма, поделиться живым могуществом с кем бы то ни было. Будь он моим родственников, я бы смущалась меньше и не медлила, но мы никем другу другу не приходились. И связь между нами могла быть одна — интимная.

Я тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли и новую порцию стеснительности. Закинула одну ногу на мужчину и оказалась сверху.

Положила одну руку на первое глубокое ранение, вторую на второе и заговорила на странном, непонятном языке, чем-то напоминавшим латынь. Это одна из причин, отчего я легко запомнила нужные слова.

Брюс вздрогнул, почувствовал, что на нем кто-то сидит и, прижав меня к себе, распахнул глаза.

— Лиса? — закашлялся он, не сразу осознав, а что я собственно делаю.

— Я, — попыталась отстраниться. — Не мешай, иначе я не смогу помочь.

— Значит, ты все-таки ведьма? — заметил он раздраженно, но не отпустил.

Я так близко находилась к его лицу, что мои волосы щекотали его шею и ключицы.

— Раньше тебя это мало заботило, — умудрилась вывернуться и выпрямиться. — Прошу тебя, доверься. — Как же я устала это повторять. — Поверь, я больше всех заинтересованна в твоем выздоровлении.

По-моему, он улыбнулся. Задвигался, устраиваясь поудобнее и по-хозяйски обхватил меня за бедра.

— Я готов, — слишком браво ответил мне.

Я ощутила, как его плоть восстает, как кровь приливает к его члену. И чем явственнее я это чувствовала, тем больше меня накрывала робость. Я медлила. Зачем?

Брюс явно все понял, принял и обрадовался будущему ритуалу.

Он потянул ткань моего платья, тут я воспротивилась.

— Юбки тебе недостаточно?

— Нет, прошу, — в хриплом голосе послышалась мольба.

Складывалось впечатление,

что он твердо решил совместить приятное с полезным. И не могу его в том винить. Если ты приходишь в себя, когда на тебе восседает девица, то почему бы не воспользоваться ситуацией?

Продолжая колебаться, я все-таки повиновалась. Льняное платье упало вниз возле кровати. Белая сорочка, служившая нижним бельем, полетела вслед за ним.

Лэрд уже был нагой. Одеяло одиноко смялось сбоку.

Я думала закрыться, потянула руку, но Брюс не дал. Мужской взгляд жадно гулял по моему телу. Задержался на груди, опустился ниже, и ниже, и ниже.

Прерывисто вздыхая, я определенно осознавала, что моя лечебная процедура перетекла во что-то другое.

— Ты... — он глубоко вздохнул, а на лице образовалась гримаса боли, — невероятная...

— Спасибо, — чуть улыбнулась. — Но дай мне заняться серьезным делом.

Теперь я догадывалась, отчего ритуал считался сложным. Сосредоточиться, настроиться... это из ряда фантастики.

Но в итоге я не забыла, для чего начала все это.

Снова заговорила на древнем языке и выписывала на его животе и груди непонятные для меня руны. От каждого прикосновения тело загоралось неясным светом, будто я не пальцем чертила, а тусклыми, сияющими чернилами.

Брюс взирал на все с изумлением, но молчал. Но когда я закончила...

Подался вперед, обхватил меня и прижался губами. Страстно, чувственно, как животное.

От поцелуя я невольно застонала.

— Это не лечение...

— Лечение. Если бы я знал, — не отрывался он от меня и опустился к основанию шеи, — я бы просил тебя залечить все мои раны намного раньше. Видишь, я почти здоров?

Он рисовался. Его возбужденный член утыкался в мою промежность. Я тянула, но и он, и я были готовы. Наверное, во мне говорил какой-то страх, может, желание казаться недоступной, твердой, но деваться было некуда.

Обхватив горячую плоть, провела по ней вспотевшей ладонью. Во мне едко заговорил медик: «Он болеет, у Брюса жар, а ты все медлишь».

Приподнялась, направила блестящую голову себе между ног и, опершись двумя руками о широкую грудь, одним, решительным движением опустилась.

Мой сорвавшийся крик потонул в стоне лэрда. В нас самих, вокруг загорелся все тот же неясный свет, подтверждавший, что у меня получилось. Что не зря я спала по четыре часа, жадно изучая новую, неизведанную информацию, и,если честно, итог тоже предвосхитил все ожидания.

Получив заряд энергии, бодрости, Брюс почувствовал себя лучше. Он и без волшебного вмешательства проявлял поразительные чудеса выдержки и страсти, но сейчас его движения стали уверенными, властными, подчиняющими.

Он что-то зарычал, моментально нас перевернул, чтобы я оказалась под ним. Его пальцы впились в мои бедра, удерживая меня на месте. Толчками вбивался в меня, пока я сама не начала кричать от страсти.

— Лиса...

— Да...

— Ты теперь моя, ты знаешь?

В эту минуту я могла согласиться на что угодно.