Моя нежная фея
Шрифт:
– Не дайте этой дикой кошке убежать из дома, иначе мы никогда ее не найдем. Но только осторожно, без увечий.
Она повернулась в другую сторону. Не убежать! Они ее окружили: с одной стороны дядя, с другой – лакей, сзади – стена. За дядиной спиной, в дверях гостиной, Мэриан увидела своих пожилых дам, застывших от ужаса.
В отчаянии она рванулась в сторону гостиной, надеясь, что они ее прикроют. Однако дядя успел схватить ее своими стальными руками. Повернул к себе лицом. В состоянии, близком к истерике, она лягнула его ногой, впилась ногтями
– Дьявол! – Он попытался ухватить ее за кисти рук. – Видел бы тебя сейчас твой любовник. Вряд ли он стал бы утверждать, что ты нормальная.
Подошел слуга, накинул на нее простыню и повалил на мраморный пол. От удара она задохнулась.
– Что вы делаете! – вскричала миссис Ректор.
– Ничего плохого.
Грэм опустился на колени и начал заворачивать Мэриан в простыню. Ловя ртом воздух, она делала отчаянные попытки освободиться, но он оказался намного сильнее. Туго окутал простыней ее руки и ноги, так что она не могла пошевелиться. Покончив с этим, он, с трудом переводя дыхание, поднял ее, недвижимую, на руки.
– Все в порядке, Мэриан. Теперь я о тебе позабочусь. Она пронзительно закричала.
Глава 27
Воздух вибрировал от звона колоколов. Медленные и басовитые в сочетании с маленькими, Быстрыми, звенящими на высокой ноте, и средними, мелодичными – все они возвещали наступление полудня. Кайл сидел в затемненной комнате, держа Констанцию за руку. Похоже, в городе католиков колоколов больше, чем в других местах. А может быть, здесь он просто стал их замечать, потому что почти все время ждет и прислушивается.
Легче думать о колоколах, чем о неизбежно надвигающемся конце. Накануне Кайл побывал в церкви, чтобы убедиться, что священник там подходящий и сможет прийти достаточно быстро, если потребуется. Они разговаривали по-французски – на единственном языке, который знали оба. Отец Хоакин произвел на Кайла сильное впечатление своей мягкой, утонченной духовностью, и тем не менее он надеялся, что снова им придется встретиться не скоро. Однако полчаса назад Констанция послала служанку в церковь за священником.
Сейчас она дремала. На ее изможденном лице застыло мирное, безмятежное выражение. Она исхудала до такой степени, что казалась почти прозрачной, и все же сохранила какую-то необыкновенную, пугающую красоту.
Не раз ему казалось, что проще нанять сиделок и предоставить Констанцию собственной судьбе. Но он знал, что никогда не простит себе подобной трусости. Он привез ее в Испанию и теперь должен оставаться рядом с ней до конца, чего бы ему это ни стоило. Возможно, способность стойко переносить боль и делает человека мужчиной. Доминик пережил много боли во время службы в армии, и это дало ему ту закалку и твердость, которым порой так завидовал Кайл.
Тогда, в Дорнлее, за сотни миль от Ватерлоо, он смутно ощущал страдания брата, то тяжелое бремя, которое существовало лишь в его мозгу. Он почти не сомневался в том, что Доминик погиб или смертельно
После битвы при Ватерлоо он поспешил в Лондон, откуда намеревался сразу поехать в Бельгию. Однако к тому времени, как он достиг столицы, там опубликовали списки убитых и тяжело раненных. Брата в этих списках не оказалось.
Устыдившись своей паники, он решил не ехать в Брюссель. Доминик может посмеяться над его неуместными страхами. Позже он об этом пожалел, когда понял, что сражение при Ватерлоо лишь закрепило их отдаление друг от друга. Хотя брат и остался цел и невредим, духовно он изменился до неузнаваемости. Кайл часто задавался вопросом, отчего Доминик за такой короткий срок превратился из зеленого юнца в зрелого мужчину, однако брат так ничего ему и не рассказал.
Изменились бы их отношения, если бы он все-таки поехал в Брюссель сразу же после битвы? Может быть, они бы снова стали друзьями, вместо того чтобы разойтись настолько, что даже на людях едва могли нормально разговаривать друг с другом. Возможно, то его мрачное предчувствие означало не физическую гибель, а отчуждение. В таком случае оно полностью сбылось.
К счастью, вскоре после этого он встретил Констанцию. Вначале она возбуждала его и дарила удовольствие, позже стала ему необходима. И вот теперь он ее теряет.
– Друг мой…
Густые ресницы взметнулись, открыв темные глаза, смотревшие, казалось, за пределы мира простых смертных.
– Священник скоро придет, – успокаивающим тоном произнес он.
Пальцы ее слегка дрогнули.
– Меня сейчас интересует не священник, а ты. Я беспокоюсь за тебя, любовь моя.
Брови его удивленно вскинулись вверх.
– Со мной все в порядке.
– И все равно я волнуюсь. – Она слабо улыбнулась. – Будешь ли ты счастлив? Будешь ли вести себя как разумный человек? Я хочу, чтобы вы с братом снова стали друзьями.
– Как странно… Я как раз думал о Доминике. Что касается счастья или разумности, обещать ничего не могу, но с братом помириться попытаюсь.
– Попытайся. Больше я ни о чем тебя не прошу. – Она прикрыла глаза, собираясь с силами. – А как насчет той английской девушки, которую считают помешанной? Ты готов жениться на ней?
Он уже и думать забыл о леди Мэриан. Почти не помнил ее лица. Сейчас он добросовестно попытался припомнить, как она выглядит. Хрупкая… немного похожа на молодую лань… очень бледная, почти бесцветная по сравнению С яркой красотой, которая так нравилась ему в Констанции. И все же она не лишена привлекательности. В ней чувствуется какая-то беззащитность. Именно это странным образом привлекало его.
– Думаю, что этот брак меня вполне устроит, – медленно произнес он. – Девушка нуждается в защитнике. Констанция вздохнула: