Моя Нирвана
Шрифт:
Мои глаза, наверное, лезут на лоб. Мама замечает, насколько я изумлена, и слегка смеется.
— Это было так давно… Ощущение уже, что в прошлой жизни.
Я мысленно пытаюсь представить Кристину и дядю Егора вместе. Это кажется такой дикостью.
— И долго они встречались? — осторожно интересуюсь.
— Вроде бы класса с десятого и до конца школы. Но точно я уже не помню.
Я делаю глубокий вдох, чтобы набраться смелости для самого важного вопроса.
— А ты знала настоящую маму Миши? — быстро выпаливаю, пока не передумала спрашивать.
Рука родительницы, которая
— Я знаю, что Мишу усыновили, — быстро добавляю. — И Миша тоже уже знает. В общем, в папиной семье уже все знают, это больше не секрет.
Я замечаю, как мама медленно расслабляется и облегченно выдыхает.
— Я не знала, что Максим и Кристина рассказали Мише правду.
Я решаю не говорить маме, что Мише никто ничего не рассказывал, а он сам узнал. Сравнив свой ДНК с моим.
— Так ты была знакома с его родной матерью? — возвращаюсь к первоначальному вопросу.
— Да, — отвечает, помедлив. — Вика тоже была нашей одноклассницей.
— И какой она была?
От предвкушения рассказа о биологической матери Миши сердцебиение почему-то ускоряется. Я сейчас испытываю то самое чувство, которое обычно бывает, когда чего-то очень сильно ждешь и вот-вот получишь. Как долгожданный велосипед в детстве. Или как поездка в Диснейленд, о которой всегда мечтал.
— Я не дружила с Викой, хоть мы и учились в одном классе, — мама медленно начинает рассказ. — Но она была довольно странной.
— В чем? — меня удивляет такое начало.
— По школе ходили слухи, что у нее проблемы с головой в прямом смысле. Якобы Вика регулярно наблюдалась у психиатров. Я не знаю, насколько это правда, но назвать Вику странной я действительно могу.
— А в чем проявлялась ее странность?
Мама на мгновение задумывается, как бы вспоминая.
— Ну, Вика могла ни с того ни с сего заплакать, а через несколько минут уже смеяться. Могла сама с собой разговаривать. Иногда она очень медленно реагировала. Ну и в целом она отставала в умственном развитии для нашего возраста. Когда нам всем было по 16–17 лет, ей как будто было 13.
Наверное, я ожидала услышать о Мишиной матери что угодно, но только не такое.
— Максим, кстати, ее очень не любил в школе. — Родительница тем временем продолжает. — Он называл Вику тупой блондинкой из анекдотов.
— А почему она умерла? — решаю спросить все, что меня давно интересует. — Кристина всегда говорила фразу «трагически погибла».
— Вика покончила с собой. У нее были проблемы с алкоголем и наркотиками. — Мама отрывает от моего лица взгляд и задумчиво смотрит в окно, а у меня от этой шокирующей информации даже рот слегка приоткрывается. — Жаль, что у Вики так трагично сложилась жизнь. Плохим человеком она не была. Да, очень странная, но точно не злая и не жестокая. Просто, видимо, действительно были проблемы со здоровьем. К сожалению, от них никто не застрахован.
— А кто Мишин отец?
— Этого я не знаю.
— А почему Кристина дружила с Викой, если она была такой странной?
Мама едва заметно пожимает плечами.
— Этого я тоже не знаю. Но после Викиной
— А потом папа развелся с тобой, женился на Кристине и усыновил Мишу? — догадываюсь.
— Да.
Я замолкаю, погрузившись в свои мысли. Ну вот я и спросила все, что давно хотела. Я провела небольшое расследование, когда почти 5 лет назад узнала о Мишином усыновлении, например, я выяснила, что мама была у отца первой женой, а я его первый ребенок, но все же многое мне осталось неясным.
— Почему тебе вдруг так интересно узнать про Мишину настоящую маму? — неожиданный вопрос родительницы застает меня врасплох. Ответа на него у меня нет.
Мама тем временем все еще мягко ковыряется в моих волосах, терпеливо ожидая, что я ей скажу. Но я лишь отвожу взгляд в сторону.
— Это Миша тебе пишет каждый день? — аккуратно интересуется.
— Да, — отвечаю едва слышно.
Мама продолжает успокаивающе гладить меня по голове.
— И цветы в больнице тоже от него были?
— Да.
Я набираюсь смелости и перевожу на родительницу взгляд. Она слегка улыбается.
— Ты с детства ему покоя не давала. Не надо было Максиму и Кристине так долго скрывать от него правду.
— Это будет очень странно, если мы с Мишей… — я запинаюсь, боясь произнести вслух «будем вместе». — Ну, ты поняла, — быстро добавляю.
— Ты переживаешь о том, что подумают люди? — уточняет.
— Да.
Мама слегка смеется.
— Лизочка, я тебя уверяю, люди про вас вообще ничего не подумают по одной простой причине: все люди думают только о себе. — Родительница склоняется ко мне и целует в макушку. — Мне Миша видится очень порядочным молодым человеком, — говорит на ухо. — Ответь уже хотя бы на одно его сообщение.
Мы одновременно смеемся, и на душе сразу становится легче. Такие разговоры с мамой о сокровенном имеют какое-то особое целительное свойство.
Глава 56. Мечта
И все-таки, несмотря на душевный разговор с мамой, я не сразу решаюсь ответить Мише. Он продолжает писать мне сообщения, я продолжаю их читать, но напечатать ему что-то в ответ у меня как будто не хватает сил. Заканчивается наше пребывание в Красной поляне, мы возвращаемся в Москву, и я решаю уже снова жить у себя, а не у мамы.
Вечером перед первым учебным днем четвертого модуля я спокойно собираюсь в институт, когда раздается звонок в домофон.
— Кто там? — удивленно спрашиваю.
— Елизавета Самойлова? — произносит мужской голос.
— Да.
— Это курьер. У меня для вас доставка.
— Ну поднимайтесь, — удивленно говорю и запускаю его в подъезд. Странно, я вроде бы ничего не заказывала.
Через несколько минут оживает звонок в дверь. Я открываю и вижу курьера.
— Вот, возьмите, — протягивает мне большой бумажный пакет. Я быстро заглядываю в него и вижу что-то прямоугольное, завернутое в подарочную бумагу. — Распишитесь, пожалуйста. — Дает мне листок с ручкой. Я быстро ставлю подпись. — Всего доброго, — разворачивается и уходит к лифту.