Моя по контракту
Шрифт:
С одной стороны серебрится полоса вдоль берега.
— Это…
Стас указывает пальцем перед собой, когда мы подходим ближе.
— Мёртвая рыба, — констатирую очевидное.
Зрелище, мягко говоря, жуткое. Мелкая рыбёшка тонкой полоской серебрит кромку воды, видно несколько мёртвых птичьих тушек — погибшие от отравления утки и утята. И вокруг какая-то неестественная тишина.
— Кошмар, — шепчу я, закусив губы.
Нет, я не сумасшедшая любительница пернатых и хвостатых, но я не просто так решила стать экологом. Я люблю природу и считаю, что человечество
А от увиденного у меня начинает колотиться сердце. Как же это несправедливо!
Стас стоит сзади, а я зажмуриваюсь, стиснув кулаки. Слёзы подступают против воли, как ни пытаюсь их сдержать.
— Эй, — чувствую на плече его ладонь, — ну… Аська, не надо.
Я всё же не сдерживаюсь и приглушённо всхлипываю. Стыдно почему-то. Сейчас снова посмеётся и малолеткой назовёт.
Но Стас вместо этого берет меня за руку и вдруг притягивает к себе. Я так расстроена, что не противлюсь этому, просто утыкаюсь ему носом в грудь и глубоко дышу, пытаясь успокоиться.
От него так приятно пахнет. Знакомо. Я за эти несколько недель привыкла к его запаху. Пару раз просыпалась носом в его подушке, когда Стаса уже дома не было. И сейчас, вдыхая, я расслабляюсь. Мне не хочется сражаться с ним, мне хочется выдохнуть. Хоть ненадолго.
— Попробуем разобраться, Змеевна, я помогу.
— Правда? — поднимаю на него покрасневшие глаза.
— Правда, — Стас улыбается мягко.
И вдруг небо, что хмурилось и тяжелело с самого утра, прорывает первым в этом году громом и внезапным потоком дождя. Как будто кто-то его просто включил, обрушил завесу после первых нескольких капель.
Грачёв хватает меня за руку и бегом увлекает к небольшому детскому павильончику рядом с лавочками. Мы забегаем очень вовремя, потому что дождь становится ещё сильнее. Такой обычно долго не идёт, лучше переждать, чем промокнуть до нитки, добираясь до машины. Понадобится пара секунд, чтобы и трусы промокли.
Мы остаёмся ждать, пока непогода позволит нам уйти. Вода в озере, пронзаемая острыми иглами дождя, становится тёмной и мутной. Зябко, ведь павильон имеет лишь крышу и заднюю стенку, а с боков только витиеватая кованая сетка. Ветер гуляет, заставляя поёжиться и обхватить себя руками.
— Иди сюда, — Грачёв подходит сзади и обхватывает меня руками, прижимая спиной к своей груди.
— Не надо… — протестую, пытаясь выпутаться, но он не отпускает.
— Надо. Спина твоя ещё не выздоровела, заново простудишь.
Если честно, сопротивляться не хочется. Я и правда замёрзла, а он такой тёплый. И сильный. И твёрдый как камень.
У меня никогда не было в жизни человека, чтобы рядом с ним я могла хотя бы ненадолго расслабиться. Кого-то сильного и надёжного. Такого же твёрдого.
Я всегда знала, что бабушке трудно, и старалась не нагружать её ещё и своими какими-то проблемами.
С Грачёвым всё неоднозначно, но я могу себе позволить хотя бы на несколько минут просто попробовать расслабиться. Хоть для эксперимента, просто попробовать.
Я замолкаю и принимаю его
И это не предел. Дыхание сбивается, когда на шее я ощущаю его губы, дёргаюсь, но Стас снова удерживает, чуть сжимая.
— Тише, мышка, — шепчет, — не бойся.
Тело внутри взрывается той самой щекоткой, топит негой, будто лишает последних сил. Мягкие, едва ощутимые поцелуи будоражат и вместе с тем ввергают в какой-то гипноз, ещё более вязкий, чем тогда у бассейна.
Он целует за ухом, потом скулу, щёку, а потом разворачивает к себе и накрывает мои губы.
Ноги подкашиваются, когда его губы раздвигают мои, а язык завладевает ртом. Но широкая ладонь на спине держит крепко.
Я плыву. Понимаю это и не сопротивляюсь течению. Поддаюсь. Мне хочется. Потом буду корить себя, ругать, ведь это Стас, я запрещала себе даже на грамм допускать мысль, что он мне может понравиться. Он сложный, и вся наша ситуация тоже сложная. Но… сейчас его губы такие мягкие и приятные, и мне так хочется тепла.
Потом я обязательно снова возведу между нами стену. Вокруг себя. Потому что она мне нужна. Но сейчас… Сейчас его рука ныряет мне в волосы, чуть оттягивая голову назад. Стас разрывает поцелуй, мгновение смотрит мне в глаза, удостоверяясь, что я принимаю его, а потом снова обрушивается с поцелуем, только на этот раз уже иным. Таким, что нега, растекшаяся внутри, будто возгорается, несётся по венам огнём, будоражит и взвинчивает. Тревожит и пугает меня, но полностью парализует инстинкт самосохранения.
Я целовалась с парнями, не без этого. Но разница в том, что теперь меня целует мужчина. Взрослый, уверенный. Не оставляющий времени на сомнения.
— Дождь закончился, Змеевна, — слышу негромкий голос и будто выныриваю обратно в реальность. — Нам лучше прекратить, если не хочешь, чтобы наш брак стал настоящим прямо здесь. Давай возьмём пробы и уберёмся отсюда.
— Ася, ты вообще меня слушаешь?
Бабушка машет у меня перед лицом ладонью, а я отмираю и фокусирую на ней взгляд. Она продолжает рассказывать, что новые соседи справа уже совсем оборзели, вывесив на лицевую сторону двора нижнее бельё, и всей улице теперь приходится наблюдать, какие у них простыни и трусы, а я едва держусь, пытаясь находиться мыслями здесь, но снова и снова уплываю.
— Конечно здесь, ба.
Отламываю кусочек домашнего печенья, улыбаясь её осуждающему взгляду, и снова мысленно уплываю.
У бабушки я уже третий день. После поцелуя у Орловских озёр я была сконфужена и растеряна. В машине молчала до самого дома, да и по приезду не знала, что сказать. Смотреть на Стаса было… странно. Взгляд прилипал к его губам, отчего по телу ползла дрожь, а во рту становилось сухо. Низ живота щекотал, когда я, стараясь не смотреть на губы, опускала глаза и натыкалась на руки. Мозг снова и снова в деталях прокручивал момент за моментом, когда Грачёв меня обнимал и целовал.