Моя подруга Лиля

Колина Елена

Маяковский сказал: «Можно посвятить вам?» Он взял тетрадь у Брика и написал: «Лиле Юрьевне Брик».

Ну… Что тут скажешь?.. Сначала не понимаешь. Совсем не ожидаешь, что тебя предадут… Эльза заметалась глазами, покраснела, притворилась, что не больно, что не мазнули тряпкой по лицу. Попыталась найти какие-то необидные объяснения его поступку. Может же быть, что он посвятил поэму ее сестре, чтобы расположить Лилю к себе и чтобы она встала на их сторону? Или он был возбужден и очарован атмосферой дома и посвятил поэму Лиле из любезности, как прелестной хозяйке?.. Но в глубине души все равно сразу понимаешь… Ее предали, и устроила все это

она сама, своими руками – умоляла сестру, чтобы позвали, послушали…

А Лиля, что Лиля? Сделала вид, что ничего не произошло? Попыталась сгладить ситуацию? Сказала успокаивающим материнским голосом какую-нибудь добрую глупость вроде: «Ну что вы, Владимир Владимирович, что же вы мне-то посвящаете, вы вот лучше Эльзе посвятите, смотрите, какая она у нас хорошенькая»?

Знаем мы эту Лилю! Она была безумно рада. Это внезапное «Лиле Юрьевне Брик» было для нее как «пришел, увидел, победил». Лиля испытала мгновенное торжество, поглядывая из-под ресниц на сестру как на побежденную соперницу, самодовольно улыбнулась в душе, потому что произошло нечто само собой разумеющееся – она первая, она!

Почти сто лет прошло, и теперь мы точно знаем, что с ним в то время происходило. Когда Маяковский молча смотрел на Лилю, когда читал стихи, пил чай, спрашивал разрешения посвятить ей поэму, его организм «влюблялся». То есть реагировал на Лилю образованием гормонов – дофамин, фенилэтиламин и окситоцин вызвали у него выделение слюны, покраснение кожи, учащенное дыхание, влюбленный бред, помутнение рассудка, всплеск эмоций, эйфорию и желание ни за что не разлучаться с предметом любви. Произошло все это не случайно: гормональная система Маяковского уже некоторое время находилась в ожидании объекта для выработки гормонов влюбленности, и Лиля Брик оказалась подходящим объектом. Но почти сто лет прошло, а мы все равно ничего не понимаем – почему одна, а не другая, почему Лиля, а не Эльза, почему Лиля опять первая?! Почему Лиля отняла у сестры Маяковского мгновенно, словно выдернула конфету изо рта?

…Лиля опять первая, а Эльза из юной цветущей девушки превращается в прежнего нелепого страдающего подростка. Бедная девочка, она только начала любовную жизнь, и тут Лиля – цап, и схватила ее любимого, как коршун. Эльзе было бы легче, если бы это была чужая, не Лиля. Но получилось совсем невыносимо – не просто ее бросили, оставили, пренебрегли, а еще подсыпали соли в саднящую детскую ранку.

У Лили есть муж и поклонников без счета, а у Эльзы – только Маяковский, первая любовь. Получилось, что богач позавидовал бедняку и украл его единственную овцу – Маяковского… Маяковский и повел себя как овца – пошел за Лилей как бедная влюбленная овечка…

После чтения у Бриков Маяковский объявил друзьям, что встретил единственную женщину в своей жизни. Через несколько месяцев, перед тем как напечатать поэму, Маяковский переписал посвящение, и стало: «Тебе, Лиля».

…Что же Эльза? Эльзы больше не было. Эльза отошла в сторону, мгновенно растворилась – кажется, уехала в Москву, Маяковский не обратил внимания. Через два месяца Эльза написала Маяковскому: «Так жалко, что вы теперь чужой, что я вам теперь ни к чему… Как-то даже не верится, но так уж водится, что у нас с Лилей общих знакомых не бывает… Так я к вам привязалась, и вдруг – чужой…»

Как печально… Но почему бы Эльзе не побороться? Не «выяснить отношения» с сестрой, с Маяковским? Как-то проявить свою обиду, бешенство? Рыдать, устроить истерику? Или хотя бы тихо беспомощно плакать,

показать свою растерянность, покорность, чтобы Лиле было стыдно и неприятно? Но детские отношения самые устойчивые, цепкие – модель никогда не меняется. Брик увидел гениальность Маяковского, вот Лиля и захотела иметь Маяковского, как всегда хотела что-то стоящее, – все стоящее должно было принадлежать ей. Лиле нужно быть первой, а Эльзе нужно слушаться. Лиля сказала «крэкс!», и Эльза отступила. Боялась, что Лиля превратит ее в кошку или лампу?..

Всегда интересно спросить: а если бы все было не так? Всегда интересно: причины изменившего всю жизнь события в цепочке случайностей или в нас самих?

Предположим на секунду, что все произошло иначе: Маяковский прочитал стихи, Брику стихи не понравились, он лег на диван и отвернулся от Маяковского к стенке. И Лиля пренебрежительно усмехнулась бы и пожала плечами, насмешливо глядя на Эльзу, – вот видишь, ничего он собой не представляет, этот твой Маяковский…

И что же, тогда музой Маяковского стала бы Эльза, и Эльза вошла бы в историю как самая загадочная женщина века?..

Нет, все-таки нет. Сестры были слишком разными, и, честно говоря, Эльза все-таки была не то… не совсем то… совсем не то… Нет, конечно, Эльза выросла и перестала быть гадким утенком, в нее потом влюблялись, делали предложения, и она дважды выходила замуж, но все-таки в ней не было чего-то необходимого, в ней совсем не было злости…

Это как в драке – побеждает не та собака, что больше, а та, в которой больше драки. В Лиле было очень много драки. Теперь это модно называть харизмой, но это все то же – сила, обаяние, злость. А Эльза была как плюшевый мишка, и не только потому, что пухлая. Она и душой была немного плюшевый мишка. В Эльзе, как во всяком подростке, все еще живут два человечка: один хочет, другой плачет… Но ведь и во взрослой Эльзе будут жить два человечка, а Лиля и подростком была цельная.

Есть такая теория любви, на первый взгляд, довольно циничная. По этой теории все мы находимся на рынке – на рынке личностей, где каждый из нас предлагает себя как товар. Наша личность и есть наш товар. Это может быть красота, а могут быть деньги. Может быть, мы предлагаем силу духа, надежность, обаяние, какие-нибудь необыкновенные нравственные качества… В общем, каждый представляет собой какую-то определенную ценность как товар. И любому человеку, конечно, хочется заполучить кого-то получше, но в соответствии со своей ценностью мы можем рассчитывать на определенного партнера – не меньше, но и не больше.

Получается, что мы все лежим на прилавке, как галоши, и можем выбирать себе по мерке, и нас выбирают тоже по мерке. И нам могут сказать – ты пытаешься втиснуться в галошу не своего размера… Как мы в детстве говорили: «Тебе это будет слишком жирно!»… А собственно, почему эта теория цинична? Это правда жизни, вот что это.

…Так вот, Маяковский был не Эльзин размер. Маяковский ей был «слишком жирно». На рынке личностей Эльза была вполне достойным товаром – из вечно недовольного толстенького подростка уже выглянула милая девушка, неглупая, привлекательная, образованная, из хорошей семьи. Но – не тайна, не загадка, не омут, заглянул и не заметил, как затянуло… Нет, даже если бы Лили в этот день не было дома, или у нее был бы насморк и распухший нос, или Брик не пришел бы в восторг от поэмы – все равно Эльза не стала бы музой Маяковского.