Моя подруга – месть
Шрифт:
– Дяденька? – уточнил Санька.
– Да вроде, – неуверенно ответила Марьяна, вспоминая мальчишеские повадки Васьки, вспоминая его вспыхивавшие глаза, с восхищением смотревшие на Марьяну. – Eсли и дяденька, то еще совсем молодой. Но у него есть замечательная собака, которую зовут Китмир. Oна такая лохматая и веселая, а морда у нее длинная и улыбчивая.
– Улыбчивая? – озадачился Санька, стоявший под теплым душем. – А почему?
– Ну, не знаю, – пробормотала Марьяна. – Может, Китмир знает, что все будет хорошо…
– А
– Наверное, знает, – пожала плечами Марьяна. – Только я забыла спросить.
– Но ты спроси, спроси!
– Спрошу. Когда увижу…
«Если», – добавила про себя.
Санька был на удивление спокоен. Марьяна внимательно наблюдала за ним: похоже, припадок прошел. Cейчас ему бы опять уснуть, тем более что день клонится к вечеру.
Да… быстро идет время, когда его осталось считанные часы! Пожалуй, оно действительно – относительное понятие.
И тут дверь открылась, и в комнату заглянул Салех.
– О, беби проснулся, – сказал он, оглядывая фигуру Марьяны с таким выражением на лице, словно этот самый «беби» не стоял рядом, а был спрятан у нее за пазухой. – У-тю-тю!
– Сам ты у-тю-тю! – очень громко и отчетливо проговорил Санька.
Салех не обиделся – даже растянул губы в улыбке.
Марьяна понесла Саньку к дивану, уложила.
– Кушать хочу, – прошептал он вдруг. – Mаряша, я кушать хочу!
Еще бы! Он не ел уже больше суток! Марьяна, ругая себя за забывчивость, оглянулась – да так и ахнула, увидев на столе неубранные остатки вчерашней еды. Bсе острое, наперченное, вдобавок несвежее – не для ребенка!
– Мне нужно молоко, – обернувшись к Салеху, сказала она. – Ребенок голодный.
– Молоко? – переспросил Салех с ухмылкой и снова уставился на грудь Марьяны. – Я бы тоже не прочь пососать молочка!
У нее подогнулись колени. Но нет, нельзя показывать, как ей страшно. Такие твари – как шакалы, они возбуждаются, чувствуя чужой страх, и делаются еще более хищными.
Санька приподнялся и заглянул Марьяне в лицо. На глаза мальчика навернулись слезы.
– Маряша, я хочу ку-шать, – захныкал он. – Не слышишь, что ли? Скажи ему, пусть принесет молочка!
Марьяна прикрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Саньке передается ее страх, вот и все. Ее спокойствие – это и его спокойствие. Значит, надо успокоиться во что бы то ни стало.
– Не капризничай, – сказала она, поглаживая Саньку по голове. – Дядя большой, а большие, ты же знаешь, не любят молоко.
– Я тоже не люблю, – обрадовался Санька. – Но ты говоришь, что полезно. Cкажи и ему тоже!
– Скажу, – пообещала Марьяна и опять повернулась к Салеху, который с идиотской ухмылкой вслушивался в непонятную речь.
– Позови Рэнда, – сказала она холодно.
– Ого! – протянул Салех. –
– Перестань! – Марьяна едва сдерживалась, чтобы не наброситься на этого убийцу и не выцарапать ему глаза. – Не придуривайся.
Салех обиделся.
– Зря ты со мной так, девочка! – Теперь в его голосе звучала нескрываемая угроза. – Будь поласковее – добьешься гораздо большего!
Марьяна посмотрела в его маленькие темно-карие глазки и подумала, что это не глаза даже, а гляделки! И еще она подумала, что никакая сила не заставит ее быть «поласковее» с Салехом.
– Позови Рэнда. Или просто скажи ему, что ребенку нужно молоко. Ты прекрасно знаешь, что мы заложники. И если с кем-то из нас что-то случится…
– Ух ты! – заржал Салех. – Ни с кем еще ничего не случилось, да?
Марьяна задохнулась. Она молила сейчас Бога, чтобы Санька ничего не понимал. Конечно, он уже бойко болтал по-английски, но у Салеха такой специфический выговор…
Только бы Санька не разволновался. Если сейчас его не уложить, может начаться новый припадок.
Господи, помилуй!
Она прижала кулаки к глазам, боясь, что сейчас разрыдается. Потешит Салеха и насмерть перепугает Саньку.
– Что здесь происходит?
Что-то громыхнуло.
Санька вскрикнул.
Марьяна распахнула глаза.
Салех стоял по стойке «смирно» – изо всех сил тянулся перед человеком, возникшим в дверном проеме. Высокий, очень красивый брюнет в шортах и в черной майке.
Борис!
– Боб, я тут… – забормотал Салех. – Девка подняла шум, я пытался утихомирить… а она орет: подавай, мол, ей Рэнда, и все тут!
– Что-то я не слышал, чтобы здесь кто-то орал, – ответил Борис, переступая порог. – Зато слышал, как кто-то ржет. Не ты случайно? И чему веселился, а?
– Да она, эта телка, говорит: молока пацану надо. Я говорю: подергай себя за титьки, может, и надоишь… – Салех ощерился, но тут же проглотил ухмылку, опасливо поглядывая на окаменевшее лицо Бориса.
– Молока? – переспросил тот ледяным голосом. – Салех, зачем ты корчишь из себя большего кретина, чем есть на самом деле? Спустись на кухню и принеси молоко. Если сам не способен отличить молоко от джина, скажи Гуляму – он поможет.
– Но Рэнд приказал… – Салех осекся.
– Рэнда, конечно, сейчас нет, – кивнул Борис. – Но он очень скоро вернется. И что же, ты хочешь, чтобы он узнал, как ты посмел разговаривать… со мной?
Пауза перед последними словами была достаточно красноречивой.
– Да ты что, Боб, – пробормотал Салех, бледнея. – Я никогда и ничего… ты же знаешь. Я к тебе… всегда! Ты же знаешь! Не говори Рэнду!
– Не скажу, – усмехнулся Борис. – А ты быстро принеси молока. И «Корнфлекс» какой-нибудь. Да не забудь, что молоко должно быть теплое. Но не горячее. Иди.